Другое небо (Ложные стереотипы российской демократии, Анализ Чеченского кризиса)   ::   Мейланов Вазиф

-- А я не хочу в научный журнал! Я хочу дать знать народу свою точку зрения. -- Вазиф, ну не могу я эту работу напечатать.

Его заместитель прочитал работу и говорит мне: "Для нас было бы большой честью напечатать вашу работу, но у нас открытая граница с Чечней, нам уже угрожают, мы боимся..." Ощутили, значит, дыхание чеченской свободы.

Вот и ответ Анатолию Соловьеву на его вопрос мне в "Новом деле": почему молчит Вазиф Мейланов? -- Потому что он не молчит. Молчит газета, в редакцию которой входит А.Соловьев, о позиции Вазифа Мейланова.

Несколько экземпляров "Анализа Чеченской войны", доставленных в начале 1996 года в Москву В.Барончуком, были разобраны членами думской фракции "Демократический выбор России".

Я решил послать работу в немецкий журнал "Фокус", выходящий в Москве на русском языке. Тот же фокус с "Фокусом". -- Мы аналитических работ не берем. -- Неправда. В "Новом деле" опубликован отрывок из вашей (Беттины Зейдлинг) статьи в "Фокусе", и этот отрывок аналитичен. -- О-о! "Новое дело" нас печатает! Это прекрасно! Но, простите нас, вашу работу мы напечатать не можем.

Мне пояснений не требуется: немецкий министр иностранных дел Кинкель горой стоит за чеченских борцов за свободу и, надо полагать, демократию (я улыбаюсь).

Я посылаю в январе 96-го работу Ельцину, чтоб объяснить ему смысл введения войск в Чечню: установление торжества Закона в стране. Он (т.е. его канцелярия, за которую он несет ответственность) отправляет мою работу в аналитический центр Эмилю Паину, насмерть перепуганному стороннику "гроздий переговоров".

Я понимаю, что опубликовать ее должен я сам . И я решаю "себе во благо обратить дурное": я должен объяснить мой анализ Чеченских событий моею философией, сложившейся и двадцать, и тридцать лет назад, моими выступлениями в печати и на телевидении, моим анализом фундаментальных понятий: свобода, суверенитет, Закон, ныне действующая мораль, демократия, нынешние демократы, преступность, государство и демократия, честность и экономика, кто лучшие, как формируется социальная пирамида сегодня и как она должна формироваться.

Я решаю, что эти идеи ценны еще и тем, что не конъюнктурны: они высказаны мною первым, до войны, до Чечни. Именно потому они, на мой взгляд, оказались удивительно приложимы к предсказанным мною и последовавшим событиям.

Собранные в этой книге тексты -- не просто мысли, это политические действия, совершавшиеся в течение десяти лет: речи в парламенте и университете, на площади и на поляне близ Хасавюрта, разговоры на улице и ответы в газете, заметки на полях жизни общества и официальные обращения к законодателям.

Я считал себя обязанным издать эту книгу еще и потому, что все в ней сказанное, считал я, имел право сказать только я: критиковать номенклатурную демократию наибольшее право имел человек, предпочитавший называть себя не демократом, а человеком, -- действовавший в равных со всеми внешних условиях. Уже тогда, в семидесятых и восьмидесятых, политзаключенные занялись тем, чем потом, в девяностые годы, прославились демократы, пришедшие во власть -- устроением личных демократических карьер, а не достижением общественно-значимого результата. Критиковать тех и других наибольшее моральное право имею я.

Я один не написал заявления, ставившегося, в 1987 году, компартией СССР необходимым условием досрочного освобождения политзаключенных. Поэтому я один имел моральное право предъявить счет компартии за ее преступления и потребовать Нового Нюрнберга над преступным коммунистическим государством.

Я один имел право и потому считал себя обязанным им воспользоваться.