Два долгих летних дня, или Неотпразднованные именины   ::   Тюрин В

Он никого не казнил, не преследовал, более того, это ему принадлежит манифест "О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству", освободивший это сословие от обязательной государевой службы. Это он окончательно упразднил страшное пугало петровской эпохи - Тайную розыскных дел канцелярию. Это он предвосхитил мысль Екатерины II о секуляризации церковных имений и запретил преследование возвращавшихся из-за рубежа раскольников. Это он закончил обременительную и ненужную России войну с Пруссией за чужие - австрийские и французские - интересы.

Но именно потому, что все его действия носили взрывной скоропалительный характер, ни у кого не было уверенности, что однажды выбранная система действий будет и дальше существовать. К порывам императора относились с опаской, а то и с прямым неприятием. Петр Федорович меньше всего был дипломатом и шармером: он полагал, что самодержцу это не нужно. А вот к эпатажу и кунштюкам сердце его так и льнуло, и он себе в них не отказывал. У гроба тетки, императрицы Елизаветы, он шутил, передразнивал священников, а в Духов день, как доносил французский посланник, "с громким смехом вышел из церкви". Адъютант начальника полиции Петербурга Андрей Болотов, часто наблюдавший императора, пишет о стыде, который охватывал присутствующих, когда Петр беседовал с иностранными дипломатами и проводил время в застольях с людьми случайными, например, с актерами и переводчиками итальянского театра. "А однажды, как теперь вижу, дошли до того, что вышедши с балкона прямо в сад, ну играть все тут же на усыпанной песком площадке, как играют маленькие ребятки; ну все прыгать на одной ножке, а другим согнутым коленом толкать своих товарищей. А по сему судите, каково же нам было тогда смотреть на зрелище сие из окон и видеть сим образом всех первейших в государстве людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкающихся и друг друга наземь валяющих?"

Но, думается, публика не просто шокировалась эксцентричностью человека, который столь не похож был на государя. Дело, конечно, глубже: опасались тиранства, своеволия, ибо действия и поведение государя были непредсказуемы и выходки его могли рассматриваться как симптомы деспотизма. Страх перед самодержавным произволом и личной незащищенностью - вот что ощущали люди.

Боялись и возвращения к засилью немцев - пруссаков и голштейнцев. И Петр Федорович делал все, чтобы страхи эти умножить. Плохо было не то, что он вывел Россию из тяжелой войны, это-то хорошо, плохо было то, как он это сделал. В столкновении с Россией Пруссия потерпела поражение. Петр же превратил победу тетушкиных фельдмаршалов и генералов в национальное унижение. 25 февраля 1762 года в Петербург прибыл прусский посланник адъютант короля Гольц, и Петр III предложил Фридриху II самому составить мирный договор, условия которого Гольц затем прочитал императору без свидетелей. Гольц становится ближайшим другом Петра. Император публично клянется в верности своему кумиру - Фридриху II, носит его портрет в перстне, вешает другой - над изголовьем. И наконец, император объявляет, что начинает новую войну - с Данией, чтобы отвоевать Шлезвиг, ранее принадлежавший герцогству Голштейн. После странного окончания войны с Пруссией государство вовлекается российским императором (или принцем Голштейнским? - вопрошает все та же публика) в нелепую войну с Данией.

В Петербурге неспокойно. Русский современник оценивает июнь 1762 года как время "шаткое и самое критическое".

В Петербурге не просто неспокойно, в Петербурге - заговор. К июню 1762 года он созрел окончательно. И возглавляет его женщина, которую Петр III не терпит и всерьез не принимает, - его жена Екатерина Алексеевна.