Джон Баррингтон Каулз   ::   Конан-Дойль Артур

Целыми днями бродил по острову, взбирался на вершины громадных прибрежных утесов и смотрел на зеленые валы: как накатываются с ревом, как разбиваются на тысячи брызг у его ног.

Однажды вечером, на третий или четвертый день нашего пребывания на острове, мы с Барринггоном Каулзом вышли перед сном подышать - комната наша была мала, к тому же чадила лампа, и духота стояла одуряющая. Тот вечер мне запомнился до мельчайших подробностей. Надвигался шторм, с северо-запада гнало черные тучи, они то скрывали луну, то расступались, и она снова струила бледный свет на изрытую непогодой землю и беспокойное море.

Мы беседовали в трех шагах от дома; казалось, к Каулзу возвращается прежняя жизнерадостность. Но не успел я подумать, что друг мой наконец оправился от болезни, как вдруг он вскрикнул испуганно и резко, и на лице его, освещенном луной, отразился неизъяснимый ужас. Глаза неотрывно глядели на что-то невидимое, оно явно приближалось, и Каулз указал длинным дрожащим пальцем:

- Смотри! Это она! Она! Видишь, там, на склоне?!

Он ухватил меня за запястье.

- Видишь? Вон же она, идет прямо к нам!

- Кто?! - Я отчаянно вглядывался в темноту.

- Она... Кейт? Кейт Норткот? - выкрикнул он. - Она пришла, пришла за мной! Не отпускай меня, друг! Держи меня крепче!

- Да будет тебе, старина, - сказал я бодро, хлопнув Каулза по плечу. Очнись! Бояться нечего, тебе померещилось.

- Ушла... - Он с облегчением вздохнул. - Ах нет, вон же она, все ближе, ближе!.. Грозилась ведь, что придет за мной. Она сдержала слово.

- Пойдем-ка в дом, - сказал я, взяв его за холодную как лед руку.

- Я так и знал! - закричал он. - Вот она, совсем близко, машет, зовет меня... Это знак. Я должен идти. Я иду, Кейт! Иду...

Я вцепился в него обеими руками, но Каулз стряхнул меня, точно букашку, и ринулся в темноту. Я поспешил следом, умоляя Каулза остановиться, но он бежал все быстрее. Меж туч проглянула луна, и я увидел его темный силуэт: мой друг бежал прямо, никуда не сворачивая, точно стремясь к невидимой цели. А вдали - если это только не игра воображения - я различил в неверном свете призрачное нечто, оно ускользало от Каулза и манило его за собой все вперед и вперед. Вот силуэт Каулза явственно отпечатался на фоне неба: он застыл на миг на вершине холма и - сгинул. Больше Баррингтона Каулза не видели на этом свете.

Мы с рыбаками прочесывали остров ночь напролет, облазили все гроты и бухточки, но мой бедный друг как сквозь землю провалился. Убежал он в сторону острых прибрежных утесов, круто обрывающихся к морю. Земля тут на самом краю осыпалась, сбитая, похоже, ногой человека. Мы подползли к обрыву и, свесив фонари, заглянули вниз, в двухсотфутовую пропасть с бурлящей на дне пеной. И оттуда вдруг, сквозь рев шторма и вой ветра, до нас донесся дикий, безумный звук. Рыбаки, народ суеверный, божились, что это женский смех. Сам я думаю, что кричала какая-нибудь морская птица, вспугнутая с гнезда светом фонарей. Так или иначе, звук был ужасен - не приведи Бог услышать такое снова.

Моя печальная повесть подошла к концу. Говорить о смерти Барингтона Каулза мне безмерно тяжело, но я, тем не менее, постарался описать эту смерть и все, что ей предшествовало, с максимальной достоверностью и точностью.

Уверен, что многие не найдут в моей истории ничего примечательного; Вот, скажем, вполне прозаическая заметка, опубликованная в газете "Шотландец" через день после трагедии:

"Печальное происшествие на острове Мей. Остров Мей стал свидетелем весьма печального происшествия. В этом отдаленном уголке поправлял здоровье мистер Джон Баррингтон Каулз. Он был широко известен в университетских кругах как один из наиболее талантливых студентов, обладатель приза Нила Арнота за успехи на поприще физики. Позапрошлой ночью мистер Каулз неожиданно оставил своего друга, мистера Роберта Армитейжа, и скрылся. С тех пор о нем ничего не известно.