Французский сезон Катеньки Арсаньевой (Бабушкин сундук - 3)   ::   Арсаньев Александр

- Я не узнаю об этом до тех пор, пока не услышу. Поэтому если не хочешь моих неуместных шуток, то либо угости меня дыней, либо расскажи, что тебя так взволновало. И что ты там высматриваешь в окне, за тобой кто-нибудь гонится?

- Да нет, мне наверное показалось... - отмахнулась она своей розовой ручкой, словно он наваждения, и после секундного колебания отошла от окна.

- Когда кажется - креститься надо, - не удержалась я. - А, кстати, что тебе привиделось?

Шурочка покраснела, но, зная, что я от нее не отстану, призналась:

- Мне показалось, что мимо твоего дома прошел Дюма.

Я не выдержала и расхохоталась.

Шурочка, после того, как мы с ней прочитали "Графа Монте-Кристо", целый год считала эту книгу настольной, перечитала ее раза четыре, знала почти наизусть и без конца цитировала, восхищаясь языком и глубиной мысли автора.

- А я, между прочим, дорогая моя, предупреждала, что он тебя скоро не только во сне, но и наяву преследовать будет.

Дело в том, что Шурочке из газет стало известно, что Дюма все это лето путешествовал по России. И она не раз высказывала мне свою заветную мечту. Мечта была наивная и трогательная - чтобы, проплывая мимо Саратова, Дюма пожелал выйти на берег и хотя бы пройтись по улицам Саратова.

Саратов довольно живописен с Волги, и такое вполне могло произойти (да и произошло на самом деле, как выяснилось позднее, хотя и по несколько иной причине). Но я нещадно подтрунивала над Шурочкой по этому поводу. Она не обижалась, или обижалась самую чуточку, но скоро отходила и принималась развивать свою голубую мечту:

- Представляешь, идем мы с тобой куда-нибудь, а навстречу - он... Она закатывала глаза и с выражением блаженства на лице смешно морщила носик. - Даже не знаю, что бы я в этом случае сделала.

- Разумеется, упала бы в обморок, а господин Дюма как истинный француз отнес бы тебя на своих могучих руках до дому, - добавляла я масла в огонь, и на носу у Шурочки от волнения выступали капельки пота.

- Если бы я была в этом уверена, я бы грохнулась на землю в любую погоду, - не желая замечать моей иронии, мечтательно произнесла она.

- А господин Дюма, тронутый таким простодушием, влюбился бы и предложил тебе руку и сердце. И уже следующий роман вышел бы с примерно таким посвящением: "Моей нежной супруге Александре с любовью".

- Но тогда мне пришлось бы уехать из Саратова, а как же я буду там без тебя? Поедешь со мной?

Чтобы прервать этот поток чересчур разыгравшейся фантазии, я меняла тактику:

- А ты не боишься, что я первая упаду в обморок и таким образом отобью у тебя твоего знаменитого француза? - голосом роковой женщины тогда спрашивала я, и Шурочка набрасывалась на меня с хохотом и кулаками.

Так мы развлекались иной раз, поэтому ее сегодняшнее заявление ничуть меня не удивило. Она бредила наяву, а при этом немудрено узнать черты предмета обожания в любом прохожем. Тем более, что фигурой знаменитого писателя на улицах Саратова никого не удивишь. Это он во Франции богатырь, а у нас вполне мог бы затеряться в толпе подгулявших купцов.

- Это настолько потрясло тебя, что ты забыла о дыне? - удивилась я. Никогда в жизни в это не поверю. Тем более, что это не дыня, а настоящий шедевр.

Шурочка никак не отреагировали на мои слова, поэтому я поняла, что с ней действительно произошло что-то экстраординарное, сделала серьезное лицо и спросила:

- Так что ты узнала? Что-то неприятное?

- Не то слово, - покачала она головой, и на глаза ей навернулись слезы. - Ты помнишь Костю Лобанова?

Перед моим внутренним взором предстал худенький мальчик со светлыми мягкими волосами и огромными голубыми глазами.

- Конечно помню... - ответила я.

Я действительно помнила этого юношу, вернее того юношу, которым был господин Лобанов лет десять тому назад.