Государственная тайна пенсионерки   ::   Померанц Григорий

Я сам был и под Москвой, и к северо-западу от Сталинграда, и у меня в Берлине, в апреле 1945-го, кружилась голова; несколько капель моей крови упало и на русскую, и на немецкую землю; но ни чувство победы, ни чувство крови не заглушат во мне разума и совести, и для меня знамя Сталина - знамя лжи и победа его - победа лжи, обвившей гибельную утопию коммунизма лаврами воинской славы. И наша национальная обязанность - разделаться с памятью Сталина так же, как немцы с памятью Гитлера, сбросить имя Сталина, со всем, что к нему прилипло, в пекло истории. Золото народного мужества не сгорит.

Над XVII съездом партии парила тень Гитлера. Сила демократии - не на войне. Открытая оппозиция, раскол партии были риском, на который никто не решался. Делегаты съезда оказались между тигром и бушующим морем, между тиранией Сталина и победой Гитлера. Они попытались избежать этой альтернативы, но робко. Неуверенно, вступая в борьбу со связанными руками. Их поражение было несомненным, но море крови, которое пролил взбешенный Сталин, не имеет равных в истории.

Больше всех мне жаль зачинщика этого "боярского заговора" - Серго Орджоникидзе. То, что он непосредственно делал в Наркомтяжпроме, не было людоедством, не ложилось грузом на совесть. Он мог видеть на стройках заключенных, но не умиравших с голоду детей. Значит, мучило то, что делали другие, мучило положение в целом. Мучило то, что когда-то он любил Сталина, верил в гений Сталина. И кажется, он всерьез верил, что Сталин сможет уйти с поста Генсека по-хорошему. Хорошие люди часто думают о других лучше, чем те заслуживают, а Серго был человек простодушный, прямой, вспыльчивый и добрый (мне говорили люди, близко знавшие его). От простодушия - его план (если можно говорить о плане): голосованием на съезде подействовать на совесть людоеда, и людоед станет вегетарианцем.

Очередной боярский заговор, очередная затейка верховников кончилась так же, как при Иване Васильевиче и Анне Иоанновне: опричниной и бироновщиной (далеко затмившими свои исторические прототипы). Кобе невыгодно было сажать своего друга Серго на скамью подсудимых, но он несколько лет настойчиво и умело изводил его и довел до самоубийства. Оставив в живых вдову и делая вид, что покойного он очень любил. Только на представлении оперы "Великая дружба" не выдержал и вышел из ложи, когда на сцене появилась тень Банко...4

А вдова не перестилала постели, на которой умер Серго, не трогала простынь, где запеклась кровь ее мужа, и до самой смерти ложилась спать рядом. Она дожила до встречи с Ольгой Григорьевной и рассказала ей, как все было. Об этом и о многом другом читатель может узнать, войдя в Интернет: euclid.ucsd.edu/=Broido/ola/ola.html

Боюсь, что я не доживу до фильма или сериала, в котором узел русской истории, слившийся с жизнью Ольги Григорьевны Шатуновской, найдет свой зримый облик. Но только, будущие сценаристы, постановщики, актеры, - не халтурьте! Попытайтесь вглядеться в жизнь людей, бросившихся из огня в полымя, в ужас гражданской войны - от ужаса "законной" войны, начатой тремя законными императорами, в пролетарский интернационализм - от погромов и резни. Попытайтесь понять людей, "съеденных идеей", уверенных, что ради всеобщего счастья все позволено. Попытайтесь довести этих героев, через застенки и медленную голодную смерть, к той глубине, на краю которой остановилась Ольга Шатуновская.

1 Ольга Григорьевна случайно занялась жалобой на оговор и натолкнулась на заинтересованность в этом деле Аджубея, зятя Хрущева. Ход к Хрущеву был, таким образом, закрыт, и Сердюк грубо торжествовал победу. Ольга Григорьевна не вынесла унижения и подала в отставку.

2 "Об ушедшем веке рассказывает Ольга Шатуновская". Составители Дж. Кутьина, А. Бройдо и А. Кутьин.