История Византийской империи. Том 1   ::   Успенский Федор Иванович

Клиентальные отношения одного племени к другому похожи на феодальную зависимость; могущественный класс духовенства, владеющего светскою властью, напоминает римское папство. Все эти черты дали происхождение теории, которая объясняет многие факты французской истории заимствованиями от кельтов. Заключения о близком сродстве нынешних французов с древними кельтами сделались, можно сказать, общим местом. И тем любопытнее эта научная, а в некоторых случаях и политическая теория, что прямой физиологической преемственности между этими двумя народами нельзя установить.

Как бы то ни было, самая блестящая характеристика французов, какую можно только указать, сделана под влиянием Цезаря. Такова страница Токвиля «Старый порядок и революция»: «Из всех явлений французской истории наиболее странным и наиболее необыкновенным кажется сам французский народ. Был ли когда на свете народ, более исполненный контрастов и более способный вдаваться в крайности, более руководящийся чувствами и менее принципами, стоящий то много выше, то много ниже общего уровня человечества, народ столь неизменный в главных своих чертах, что его легко можно узнать в рассказах Цезаря, и столь переменчивый в своих ежедневных помыслах и наклонностях, что нередко он сам для себя становился неожиданным зрелищем, и сам, не менее иностранцев, принужден изумляться при виде собственных дел своих; народ, более привязанный к своему дому и к своим привычкам и, вместе с тем, более способный все изменять и идти на край света, коль скоро он вышел из обычной своей колеи; непокорный по самой своей натуре и уживающийся с произвольным и насильственным правлением одного лица гораздо охотнее, чем с разумным и свободным правлением лучших граждан; никогда не свободный настолько, чтобы нельзя было поработить его, и никогда не порабощенный так, чтобы он не мог свергнуть с себя иго; не знающий границы ни в рабстве, ни в свободе; годный на все, но стоящий на высшей степени совершенства только в военном деле; народ, более преклоняющийся перед случаем, перед силой, перед успехом и блеском, чем перед истинной славой; более способный к героизму, чем к добродетели; к гениальности, чем к здравомыслию; к составлению колоссальных замыслов, чем к совершению великих предприятий: самая блестящая и самая опасная нация в Европе, попеременно возбуждающая к себе удивление, ненависть, жалость, страх, но никогда не равнодушие».

Нет сомнения, что эта блестящая характеристика французов, в значительной доле подсказанная Цезарем, представляет собой известное научное увлечение; во всяком случае, Токвиль и те историки, которые следуют его направлению, видят во французской истории развитие тех основных народных начал, которые характеризуют древних кельтов. Ни влияние Рима, ни германские поселения в Галлии, ни католическая Церковь не имеют с этой точки зрения существенного значения в построении французской истории и французских учреждений.

Такова сила фактов, представляющихся наблюдению при сравнении кельтов с французами, что перед ними не устоял высочайший авторитет прошлого века в исторической науке, Моммсен. В его характеристике древних кельтов можно между строками читать приговор современным французам: «При многих солидных и еще более блестящих качествах кельтская нация лишена той глубокой нравственной основы, на которой зиждется все великое и прекрасное в человеческом развитии. Кельты сильны двумя качествами: военным делом и красным словом. Такие свойства хорошего солдата и плохого гражданина объясняют нам тот исторический факт, что кельты поколебали все государства, но сами не основали ни одного. Что бы они ни начинали, все расплывалось, как весенний снег, и нигде им не суждено было создать своей культуры.