Ивашка бежит за конём   ::   Гурьян Ольга

Здоровые мужики - им нипочём. Когда он подрастёт, ещё сильней будет. Он такую ладью одной рукой подтолкнёт, она сразу в воду плюхнется, а сейчас ещё тяжеловато. Тут настал полуденный час, мужики прервали работу, достали узелки с обедом, сидят, едят, отдыхают. Рядом с Ивашкой те, другие, мальчишки пристроились. Расспрашивают Ивашку: - Ты кто такой, да откуда взялся, да как тебя по имени звать? От их громких голосов Ивашка оробел. Он и дома-то не любил с ребятами водиться. Он молчит, а они наперебой галдят: - Видал ладью-то? Хороша? Мы на ней в Смоленск-город поплывём. Ивашка шепчет: - И меня Мудрила обещал взять в Смоленск. Они сразу исполнились к нему уважением, другими глазами смотрят, спрашивают: - Ты Мудрилин ученик? Это тебе счастье, повезло. Он у нас такой мастер! Всему тебя обучит. Один мальчишка пищит: - У него не зазеваешься. Он спуску не даёт. Зазеваешься - за уши оттаскает. Это Ивашке не понравилось. Он губы надул и говорит: - Да я ещё не знаю. - Узнаешь, чего там! Тут они стали перед ним свои знания показывать. - Вот, гляди, эта большущая-то ладья - её на корню готовили. Такая была липа - пятерым мужикам не в обхват. Ей сколько лет в ствол вгоняли клинья, глубже да глубже - она и раздалась, тут её и повалили. А те две ладьи топором долблённые. Оно скорей, да не так прочно. А в этой и в море пуститься не страшно. Ишь, огромная - в ней десять коней поместятся.

Тот писклявый мальчишка примерился глазом, сплюнул и пискнул: - Десять не поместятся. Не боле восьми. - Десять! - Восемь! - Десять! И полезли драться. Третий мальчишка посмотрел, пожал плечами и заговорил: - Этот Ярмошка всегда всем наперекор говорит. Ты на него но обращай внимания. Лучше давай со мной водиться. Я тебе всё могу рассказать. И как ствол дерева сперва долбят топором, а затем тешут теслом. Колоду распарят и разведут бока, а чтоб не треснуло, крепко связывают нос и корму. А те канаты вьют из камыша, обвивают лыками. Я тебе все расскажу, а ты за меня замолви Мудриле доброе словечко. Мне тоже в Смоленск хочется, а меня не берут. Этот день хорошо прошёл, и второй день прошёл так же, и назавтра поутру уж им в путь трогаться. А вечером тетка Любаша отвела Ивашку в угол и заговорила: - Всё у нас хорошо и всего у нас хватает, а деток нам не дано. Без детушек какая это жизнь? Ни в чём толку не видишь, живёшь зазря. Ты мне так полюбился, Ивашенька! Такой ты тихий и ласковый. Никакого от тебя беспорядка не будет. Толстенький ты такой, волосики пушистые. Я этих худых вихрастых мальчишек терпеть не могу! Задумчивый ты такой. Оставайся с нами, Иваша, будешь нам вместо родного сына. Я уж Мудриле про это говорила. Он тобой тоже доволен. - Я бы рад, тётка Любаша, - говорит Ивашка. - А как же Аннушка? - И про Аннушку не сомневайся. Поедет Мудрила ладьи сплавлять, он там, в Смоленске, найдёт её и выкупит и сюда привезёт. Будут у нас сынок и дочка. Ивашка думает: "Дяденька Мудрила - он всех мудрее, а без меня ему Аннушки не найти. А найдёт, не узнает. Он её сроду не видал, как узнать? Не у одной Аннушки косы длинные, не у ней у одной рубаха домотканая, не ей одной пятнадцатый годок. Многие в плен взятые. Бабка-то сказывала: "Плачут девушки во всех концах земли". - Нет, - говорит Ивашка. - Спасибо тебе на твоей доброте, а я с дяденькой Мудрилой поеду. Без меня ему Аннушку не найти. - Да постой ты! - говорит тётка Любаша. - Ты ещё после болезни слабенький. Куда тебе ехать? Я печку истоплю, ты на лежанке прикорни. Молочка парного не хочешь ли? Я мигом корову подою, цельную кринку тебе принесу. Чего тебе хочется, ты только словечко вымолви, я всё исполню. У тётки Любаши слезы на глазах, Ивашке её жалко стало. Он говорит: - Ты не плачь. Смоленск-то - он не за горами. Найдём Аннушку, сюда воротимся. Тебе Аннушка понравится.