Ищи Колумба !   ::   Максименко Нинель

Мама ужасно жалела, что нет сейчас рядом ее учителя - Ростислава Васильевича. Вот уж он бы сразу все определил. Мама мне тыщу раз говорила, что нет на свете другого человека, который бы так знал и понимал искусство. Мама знала, что Ростислав Васильевич в ближайшие дни должен уходить на фронт. И все-таки она принесла фигурки с собой в Эрмитаж и показала их Ростиславу Васильевичу. И не такой это был человек, чтоб остаться равнодушным. Он пригласил маму к себе в гости, чтобы обсудить и эту проблему, и все другие - одним словом, вызвал для "глобального" разговора.

И вот мама в гостях у Ростислава Васильевича.

Она говорила, что это время было для нее временем открытий и переоценок. Вот хотя бы жена Ростислава Васильевича - Марианна Николаевна. Какой она маме всегда казалась не приспособленной к жизни, как будто из прошлого века. А как она держалась в этот вечер! Совершенно спокойно. На курорт провожают, и то больше нервничают. А ведь они прожили вместе двадцать лет, целую вечность. Она так всегда беспокоилась о Ростиславе Васильевиче: чтоб он не ел всухомятку в буфете, чтоб он не промочил ноги...

Мама говорила, что она даже смеялась, когда Марианна Николаевна заставляла его надевать галоши, хоть от их дома до Эрмитажа два шага.

Они пили настоящий, хорошо заваренный чай, и к чаю было подано настоящее клубничное варенье. Марианна Николаевна радовалась, что прошлогоднее варенье оказалось переваренным и плохо шло довоенной зимой. Когда все было убрано со стола, опущены черные бумажные шторы, состоялся "глобальный" разговор.

Пока Марианна Николаевна мыла на кухне чашки, Ростислав Васильевич сказал, что надо во что бы то ни стало уговорить ее перейти в Эрмитаж. Но в то же время его беспокоило, что Марианна Николаевна не привыкла к коллективу... Ростислав Васильевич не договорил, тут как раз вошла Марианна Николаевна. Мама поняла, что ей доверили заботу о ней, и она была горда этим.

А потом разговор начался о маме и о всех эрмитажниках.

Ростислав Васильевич сказал маме:

- Запомни, Даша, как бы ни было трудно, не бросай своего дела. Никогда! Ни за что! И не думай, что если идет война, то надо забыть об искусстве и только рыть окопы. Если надо будет, рой окопы, но всегда помни, что основное твое дело - это твое дело. Раньше, до войны, мы должны были изучать и пропагандировать искусство, а теперь наша задача - уберечь его. Война кончится, и новое поколение придет на экскурсию в наш Эрмитаж и спросит тебя: а где же Рембрандт и где же "маленькие голландцы", о которых мы читали в старых книжках? А ты скажешь: "Я не знаю, я рыла окопы". Нет, Даша, ты только подумай, сколько было войн, бедствий за всю историю человечества, и если бы не было людей, которые оберегали прекрасное от разрушения, человечество давно бы превратилось в диких зверей...

И вот что еще сказал Ростислав Васильевич маме в тот вечер:

- Советую тебе, Даша, дознаться, откуда у старика оказались фигурки. Я предполагаю, что это может иметь отношение к твоим сарматам. Да-да. Как будто и не типично, но что-то мне говорит... И потом, когда ты рассказывала об этом несчастном старике, ты вскользь упомянула о "Клубе старьевщиков". Я бывал там два-три раза. Это очень, очень любопытное явление и с точки зрения психологии, и с точки зрения возможности редких находок. Собираются самые разные люди - коллекционеры и торгаши, настоящие большие ученые и полубезумные оригиналы. Ты бы посмотрела на них! Будто сошли с полотен Рембрандта. Обнажение бальзаковских страстей! Да, любопытнейшая компания. В "Клубе старьевщиков" я встретил одного презанятного субъекта. Он был знаменитым археологом еще тогда, когда я мечтал об университете, еще до империалистической. Тогда я безумно был увлечен его теориями. Фамилия его - Рабчинский.