Я - Дракон. Атакую!..   ::   Савицкий Евгений Яковлевич

Матросы на пароходе дружно смеялись, признав, должно быть, отвагу русского парнишки. А мне, чем ближе к берегу, плыть становилось все труднее и труднее — зерно намокло, тянуло ко дну. Я уже задыхался, но и освободиться от груза не мог. Так что, когда доплыл, встретили меня ребята с радостью. Да и добыча оказалась немалой — килограммов двадцать пшеницы.

В тот вечер мы широко отмечали рождение нашего нового предприятия — «заряжалыциков» (от слова «зарядиться», то есть засыпать зерно в костюм-мешок). Все сидели у костра, ели горячую кашу. Хмель хвалил меня за инициативу, предприимчивость и объявил, что теперь я буду старшим группы — мое первое повышение! Однако несовершенство человеческой натуры заявило тогда о себе неожиданной завистью одного из «базарников» — специалиста по базарным набегам Витьки Принца. Во время нашей трапезы у костра он вдруг взял ложку каши и швырнул ею прямо мне в лицо. Это был вызов.

— Спокойно, — заметил тогда Хмель. — Ешьте, После скажу, что делать…

С трудом сдерживая себя, я доел рыбу и кашу, которую организовал для общего ужина этот Витька Принц. Когда ужин закончился, Хмель подытожил:

— А теперь давайте! — И это означало, что внутреннее наше разногласие предстоит разрешить принародно — открытой дракой.

Мой соперник был старше меня года на три-четыре, и поначалу я вел себя как-то робко: все-таки авторитет, вожак «базарников». Принц нанес мне несколько ощутимых ударов. Это прибавило — энтузиазма — я ответил. И тут слышу:

— Витька, брось перо!

— У меня нет пера… — попытался открутиться Принц, но Хмель остановил наш поединок и приказал моему сопернику подойти к нему. Что-то сверкнуло в воздухе — из рук Принца вылетела финка.

— Продолжайте, — спокойно сказал Хмель, и вот тогда я молнией бросился на Витьку и нанес серию таких ударов, противостоять которым он уже не смог.

— Стоп! Юшка! — услышал я опять голос нашего арбитра. Из носа Принца пошла кровь — поединок, стало быть, следовало прекратить.

Авторитет мой в тот день рос на глазах. Черная зависть соперника по справедливости была наказана. Позже, на трудных поворотах судьбы, я не раз вспоминал эти первые уроки своей беспризорной жизни и, признаюсь, порой жалел, что не всегда мог так вот просто и ни разрешить некоторые проблемы.

А формы и методы нашего «промысла» под руководством Хмели продолжали совершенствоваться. Мне, правда, не правилось воровать ни на чужеземных судах, ни на базаре, хотя я и стал вожаком «заряжальщиков», — поэтому, как-то подумав, предложил Николаю Зубову поиск пропитания хоть и трудный, но более достойный.

— Послушай, Зуб, в городе много голубей. Их ведь, Пор, можно есть. Давай ловить.

Мой приятель согласился, но для ловли птиц требовалось найти сетку. Мы раздобыли обрывок рыбацкой сети, устроили ловушку и стили ждать, когда в нее попадут голуби. Их тогда в городе было очень много. Сытые, откормленные на элеваторах и в порту, где стояло много судов с зерном, они не шли на наши приманки, и за день нам удалось поймать только пять птиц.

Вечером, как обычно, у костра, собрался наш постоянный состав. На вертелах из винтовочных шомполов жарилась дичь, всем не терпелось отведать птичьего мяса, но мы с Зубом не торопились, заботясь об одном — как бы не провалить дегустацию нового блюда. Первым пробу снял Хмель — блюдо ему понравилось и идею нашу он одобрил. Но что там было пять голубей на ораву из ста голодных мальчишеских ртов…

На следующий день, проходя по улице Серебряковской, я обратил внимание на то, что птицы слетаются на чердаки зданий, и тут же предложил.

— Зуб, лезем?..

Возражений не последовало. Ночью мы решили сделать пробный отлов.