Капитан Коняев (Преображение России - 13)   ::   Сергеев-Ценский Сергей

Но когда, приехав, он посмотрел на извозчиков у вокзала, он остановился в горестном недоумении: что же это такое за лица? Где же тут русские?

- Соня! Соня! - почти испуганно обратился он к сестре. - Ты посмотри-ка на них: ведь это - мартышки.

Сестра его сидела в это время, качаясь от слабости, на огромной, вынесенной из багажа корзине, кашляла и говорила:

- Нанимай, пожалуйста, скорее... кха-кха-кха... кого-нибудь... я прошу!.. Кха, кха!..

А первый в очереди извозчик уже подкатил.

- Пож-жалуйте!.. Куда ехать?

- Ты-ы, братец, чисто русский? - грозно спросил Коняев.

- Я - татарин... Куда ехать?

- Та-та-рин? И... как же ты смеешь, подлец? Пошел!

- Я - чистый русский! Давайте вещи! - подкатил другой, молодой, из себя чернявый.

А третий уж кричал:

- Какой же он русский? Он и вовсе соленый грек! Я русский чистый! Московский!

- А ты не того... не смесь? - спросил третьего Коняев, вглядываясь упорно.

- Конечно, он - смесь: у него мать из немок, я знаю! - кричал четвертый. - Пожалуйте вещи!

Приехавших с поездом было мало, да и те разъехались на трамвае или разошлись пешком. Только у одного Коняева оказались вещи, и только ему и нужно было ехать непременно на извозчике, поэтому на бирже началась веселая суета: все думали, что отставной флотский просто пьян изрядно, мило шутит и хорошо заплатит, если удастся его отвезти.

- Я русский!.. Я - чистый русский!.. - кричали отовсюду наперебой, и даже носильщики, стоявшие и сидевшие на каменной лестнице вокзала, принялись тоже суетиться, покрикивая:

- Какой он русский? Он сроду караим!.. - или: - Вовсе он болгарин из-под Ногайска!.. - или: - Турецкого звания человек!

А сестра Коняева стонала:

- Умоляю, скорее!.. Кха-кха-кха!..

Может быть, так тянулось бы и еще долго, если бы один из извозчиков, стоявший в хвосте, с такою же рыжей бородою, как у Коняева, не догадался поманить ее пальцем, и она пошла к нему, качаясь, длинная и согбенная, и села в его фаэтон.

- Русский? - не забыл спросить, подходя, Коняев.

- Обязательно, - ответил бородач.

Так и поехали, наконец, установив вещи, а на вокзале после них долго еще стояло веселье.

Бородач же через весь город провез их к гостинице Киста у Графской пристани.

- Не хочу сюда, понял?.. В русскую вези! - внушительно сказал Коняев.

- Можно в какую попроще, - согласился тот и привез в гостиницу Ветцеля.

- Да ты что это? Смеешься, что ли, черт? - осерчал Коняев.

- Разве я их выдумал?.. Какие есть, стало быть, туды и везу... обиделся бородач и, подумав, отвез его, наконец, в грязноватые какие-то "Одесские номера" в Рыбном переулке, сказавши: - Тут уж самые русские.

Дней пять прожил в этих номерах Коняев, все искал подходящей квартиры. На вывесках магазинов были все Ичаджики, Кариянопулы, Неофиты и Кефели; только один был безусловно русский магазин Кузьмина на Нахимовской, но в нем, кроме офицерских вещей, ничего не было. В пекарнях сидели греки. Отметил зоркий глаз булочную Ракова около часовни, но в ней уже давно не пекли булок. Колбасные лавки были немецкие. Попался было где-то на углу двух улиц бакалейный магазин некоего Ротоноса, но в дверях его в засаленном фартуке стоял такой какой-то прыщавый долгоносый халдей, что Коняев только свирепо посмотрел на него, вздохнул тяжко и отвернулся; вывески же всевозможных Вайсбейнов, Лифшицев и прочих перестал уж и отмечать глаз.

Квартирку капитану, жившему почти только на одну пенсию, нужно было совсем небольшую, хотя бы в две комнаты, но и тех невозможно было найти, точно попал в чужую совсем страну, в какой-нибудь Порт-Саид: всё, как по сговору, попадались квартирные хозяева или совсем инородцы или очевидная смесь и только раздражали раскольничью нетерпимость Коняева, заставляя его тяжело смотреть, дергать головою "в поле", говорить междометиями, хлопать дверями и круто поворачивать широкую спину.

Когда на четвертый день поисков он услышал фамилию Дудышкина, он искренне просиял.