Казус Вагнер   ::   Ницше Фридрих Вильгельм

Тристан и Изольда прославляют совершенного супруга, у которого в известном случае есть только один вопрос: но почему вы не сказали мне этого раньше? Ничего нет проще этого!

Ответ:

Этого я не могу тебе сказать; и о чём ты спрашиваешь, этого ты никогда не можешь узнать.

Лоэнгрин содержит в себе торжественное предостережение от исследования и спрашивания. Вагнер защищает этим христианское понятие ты должен и обязан верить . Знание есть преступление против высшего, против священнейшего...

Летучий голландец проповедует возвышенное учение, что женщина привязывает и самого непостоянного, на языке Вагнера, спасает . Тут мы позволим себе вопрос. Положим, что это правда; разве это является уже вместе с тем и желательным? Что выйдет из вечного жида , которого боготворит и привязывает к себе женщина? Он только перестанет быть вечным; он женится, он перестаёт уже интересовать нас. Переводя на язык действительности: опасность художников, гениев а ведь это и есть вечные жиды кроется в женщине:

обожающие женщины являются их гибелью. Почти ни у кого нет достаточно характера, чтобы не быть погубленным спасённым , когда он чувствует, что к нему относятся как к богу он тотчас же опускается до женщины. Мужчина трус перед всем Вечно-Женственным; это знают бабёнки. Во многих случаях женской любви, и, быть может, как раз в самых выдающихся, любовь есть лишь более тонкий паразитизм, внедрение себя в чужую душу, порою даже в чужую плоть ах! всегда с какими большими расходами для хозяина !

Известна судьба Гёте в моралино-кислой стародевичьей Германии. Он всегда казался немцам неприличным, он имел искренних поклонниц только среди евреек. Шиллер, благородный Шиллер, прожужжавший им уши высокими словами, этот был им по сердцу. Что они ставили в упрёк Гёте? Гору Венеры ; и то, что он написал венецианские эпиграммы. Уже Клопшток читал ему нравоучение; было время, когда Гердер, говоря о Гёте, очень любил употреблять слово Приап . Даже Вильгельм Мейстер считался лишь симптомом упадка, моральным обнищанием . Зверинец домашнего скота , ничтожество героя в нём раздражало, например, Нибура: он разражается в конце концов жалобой, которую мог бы пропеть Битерольф: Ничто не производит более тягостного впечатления, чем если великий дух лишает себя крыльев и ищет своей виртуозности в чём-нибудь гораздо более низменном, отрекаясь от высшего ... Прежде же всего была возмущена высшая дева: все маленькие дворы, всякого рода Вартбурги в Германии открещивались от Гёте, от нечистого духа в Гёте. Эту историю Вагнер положил на музыку. Он спасает Гёте, это понятно само собой; но так, что он вместе с тем благоразумно принимает сторону высшей девы. Гёте спасается: молитва спасает его, высшая дева влечёт его ввысь...

Что подумал бы Гёте о Вагнере? Гёте раз задал себе вопрос, какова опасность, висящая над всеми романтиками: какова злополучная участь романтиков? Его ответ: подавиться от отрыгания жвачки нравственных и религиозных абсурдов . Короче: Парсифаль Философ прибавляет к этому ещё эпилог. Святость быть может, последнее из высших ценностей, что ещё видит толпа и женщина, горизонт идеала для всего, что от природы близоруко.

Среди же философов, как и всякий горизонт, простое непонимание, как бы запирание ворот перед тем, где только начинается их мир, их опасность, их идеал, их желательность... Выражаясь учтивее: la philosophie ne suffit pas au grand nombre. Il lui faut la saintete.

4

Я расскажу ещё историю Кольца . От относится сюда. Это тоже история спасения: только на этот раз обретает спасение сам Вагнер. Вагнер половину своей жизни верил в революцию, как верил в неё только какой-нибудь француз.

Он искал её в рунических мифах, он полагал, что нашёл в лице Зигфрида типичного революционера. Откуда происходят все бедствия в мире? спросил себя Вагнер.