Книга благонамеренного читателя   ::   Сулейменов Олжас Омарович

Она способствовала созданию нравственной атмосферы в науке, утверждению строгих моральных критериев, без которых наука как объективное знание существовать не может.

Скептики прошли сквозь «пытку» патриотической критики. Чрезмерной подозрительности им не прощали и не прощают. Отдельные ошибки, и серьезные (неизбежные в практике любого научного метода), позволили противникам объявить эту школу консервативной и т.п.

В XX веке последователей Каченовского в России уже не осталось. И критика их приобретает особый характер.

«Очень важно отметить, что представители скептической школы были людьми консервативных, официальных воззрений. Своими реакционными взглядами был известен не только «парнасский старовер» М. Т. Каченовский, но и друг Ф. Булгарина — О. И. Сенковский, а также М. И. Катков. И. И. Давыдов известен тем, что с ним, как с директором Главного педагогического института, боролся Н. А. Добролюбов» 6 .

Интересно, чьим другом был и с кем сражался К. С. Аксаков, резче И. И. Давыдова выступавший на стороне скептиков 7 .

К. С. Аксаков и вовсе считал, что «Слово» подделано даже не русским патриотом, а иностранцем.

 

Новый этап в изучении «Слова о полку Игореве» начинается с открытием другого памятника — «Слова о великом князе Дмитрии Ивановиче» (или как принято называть по одному из списков — «Задонщина») 8 . Считается, что создано оно вскоре после победы Дмитрия Донского над Мамаем (1380 г.). Автором считают Софония — «резанца», имя и прозвище которого упоминается в списках. Исследователи гадали, кто же конкретно скрывается под именем Софония–резанца. Называли то «рязанским попом», то «брянским боярином».

Б. А. Рыбаков настаивает на второй версии:

«Брянский боярин Софоний (носивший в рукописях загадочное и ничем не оправданное прозвище резанца)» 9 . «Резанцами» называли скопцов или христиан, подвергшихся насильственной мусульманизации, обрезанию. «Рзанцами» на Волге и по сию пору прозывают мусульман.

Открыта была рукопись «Задонщины» в 1852 году. Черт, сближающих ее со «Словом», оказалось так много, что это обстоятельство поставило в затруднительное положение и защитников и скептиков, одинаково давая обеим сторонам грозные аргументы. Замешательство продолжалось долго. Наконец, французский славист Луи Леже в 1890 году опубликовал результаты своего историко–литературного анализа, который свелся к следующему: «Слово о полку Игореве» — произведение подражательное и слабое. «Задонщина» — оригинальное и поэтически сильное. Он усомнился в дате открытия «Задонщины» и предположил, что эта рукопись была обнаружена в конце XVIII века, и на основе ее неизвестным фальсификатором создавалось «Слово о полку Игореве» 10 .

В последнее время гипотезу Луи Леже решительно развивал во Франции проф. А. Мазон и группа его единомышленников.

«В этом пестром целом нет единства,— говорил о «Слове» Мазон,— кроме эпохи и среды. Эпоха — это конец XVIII века в торжествующей России Екатерины II, среда — несколько образованных людей, группирующихся в кружок около графа Мусина–Пушкина, библиотечных работников и людей светских, вдохновленных историческими чтениями; льстецов, не менее чем патриотов, обративших свое вдохновение на службу своего национализма и политики императрицы» 11 .

Сопоставив поэтику и лексику двух памятников, А. Мазон выдвинул несколько конкретных вопросов, которые могли, между прочим, задать себе и защитники.

С возражениями А. Мазону выступили многие советские ученые: А. С. Орлов, С. П. Обнорский, Н. К. Гудзий, В. П. Адрианова–Перетц и др., зарубежные — А. В. Соловьев, И. Н. Голенищев–Кутузов, А. В. Исаченко, С. Леонов (Парамонов), Р. О. Якобсон и др. Ответы защитников составили не один том, где на все лады повторяется главный аргумент в пользу подлинности — убежденность в подлинности.