Когда боги спят   ::   Мамедов Теймур

Автор повести проделал огромную работу, изучив и сопоставив множество источников по истории Древнего Востока, имеющихся в русских переводах. Он хорошо знаком с исследовательскими трудами, посвященными интересующей его проблеме, и ему удалось написать очень интересную повесть, которую, смею надеяться, с пользой прочтут все, для кого история нашего отечества представляет интерес.

1

Нет ничего прекраснее правды,

Кажущейся неправдоподобной...

Стефан Цвейг

В полуденный час, когда знойное марево затопило узкие улочки Вавилона, а слабый ветерок, рожденный водной гладью Евфрата и обессиленный жгучими солнечными лучами, угас у самой городской стены, по широкой и прямой Дороге Процессий шли двое жрецов. Шедшему впереди было лет шестьдесят - возраст посвятивших себя богам определить трудно. Он был приземист, широк в плечах, с буйной гривой седых, все еще вьющихся волос. Несмотря на жару, ничто в его облике не говорило об усталости. Второй жрец, сохранявший интервал в полшага, был строен и высок, по-юношески хрупок, но, несмотря на свою молодость, выглядел уставшим. Его едва прикрытые короткими рукавами темно-синего хитона загорелые руки влажно блестели на солнце; он то и дело проводил ладонью по высокому лбу, смахивая капельки пота.

Жрецы спешили в храм Мардука [Мардук - верховный бог Вавилона].

Не перекинувшись ни единым словом, дошли они до высоких ворот, украшенных барельефами мифических существ - испепеляющая жара не располагала к разговору. Под высокой аркой было прохладнее, но старший жрец не убавил шага, не позволив спутнику хоть на минуту продлить пребывание в благодатной тени. Так же быстро прошли они ворота, обогнули бассейн с хрустально чистой водой и очутились перед входом в храм. Только здесь старший жрец, нарушив молчание, обратился к своему спутнику.

- Иди, сын мой, поднимись наверх, простись с Бабили [так называли свой город жители Вавилона], - с легкой грустью в голосе произнес он. Быть может, ты расстаешься с ним навсегда...

Когда юноша покинул его, старший жрец вошел в храм и направился к изваянию Мардука. Не дойдя пяти-шести шагов, подобрал полы белого хитона и опустился на колени.

- О, Мардук, царь богов! Внемли Пирхуму, смиренному твоему рабу, а не понравится тебе его речь, срази тотчас же своего верного служителя испепеляющей молнией! - начал жрец, постепенно повышая свой голос. - Не может молчать он, слыша, как громогласно хулят тебя твои недруги! Не может молчать он, видя, как верные твои слуги, покрытые грязными, рваными одеждами, утоляют голод ячменной похлебкой, да и этой едой, которой гнушаются не поднимающие глаз [не поднимающие глаз - рабы], не могут они насытиться... О, Мардук! Уснул ли ты сном бессмертного или сидишь сейчас в своих чертогах на веселом и шумном пиршестве в кругу небожителей, забыв о своем величии - где твоя былая слава?! Неужто отец твой, дарящий жизнь Шамаш [бог солнца и правосудия], с зари утренней до зари вечерней оком пылающим взирающий на землю, не уведомляет тебя о том, что творится в твоей вотчине?! Уж не текут в твой храм, разрушаемый безжалостным временем, разноязычные толпы паломников со всех концов света. Погрязши в неверии, другим богам поклоняются они, им приносят обильные жертвы, тогда как твои божественные ноздри давно уже не ласкал сладкий дым сжигаемого агнца, принесенного в жертву на твоем алтаре...

О, величайший из богов, могущественный Мардук! Неужто неведомы тебе злокозненные мысли твоих подлых врагов, замысливших худое?! Царь персов и мидян, безрассудный Камбиз, сын богобоязненного Кира, правнук обиженного богами Астиага [Астиаг - последний царь Мидии], задумал неслыханное: во всех землях, озаряемых отцом твоим Шамашем, собирается он разрушить храмы неугодных ему богов...