Люди и природа Великой Степи   ::   Гумилёв Лев Николаевич

в степях не наблюдалось чьего-либо стойкого преобладания, когда новый поворот истории выдвинул одновременно чжурчжэней и монголов – создателей не только степной, но и общеконтинентальной империи [8] .

Примечательно общее для всех народов Центральной Азии неприятие китайской культуры. Так, тюрки имели собственную идеологическую систему, которую они отчетливо противопоставляли китайской. После падения Уйгурского каганата уйгуры приняли манихейство, карлуки – ислам, басмалы и онгуты – несторианство, тибетцы – буддизм в его индийской форме, китайская же идеология так и не перешагнула через Великую стену. Решающим фактором борьбы с империей Тан за самостоятельность оказались, однако, не степняки, а дальневосточный лесной народ чжурчжэни, разгромивший киданей, уничтоживший в 1125 г. китаизированную империю Ляо и победивший затем империю Сун [9] .

Связные сведения китайских источников о чжурчжэнях датируются еще Х в., а когда в XII в. эти народы столкнулись, вспыхнула кровавая война с перевесом на стороне чжурчжэней. Учитывая историческую перспективу, следует рассматривать их наступление на Китай как ответ на более раннее вторжение танских войск в лесные области Дальнего Востока. Тут в борьбу против попытки создания сунского государства с центром в Кайфыне вступили уже не степные, а лесные народы.

Подобно степнякам, они легко усваивали материальную сторону китайской цивилизации, но оставляли в стороне чуждую им конфуцианскую идеологию. Захватив Северный Китай до р. Хуай, чжурчжэни переместили передний край войны южнее, но не смешались с покоренными китайцами. Многочисленные находки китайских вещей в чжурчжэньских городищах Маньчжурии указывают не на проникновение китайской культуры, а на обилие военной добычи. Несмотря на то что чжурчжэньские повелители именуются в китайских хрониках династией Цзинь (буквальный перевод тюрко-монгольскогоо слова «алтан» – золото), китайцы XII в. эту династию рассматривали как иноземную, враждебную и не прекращали борьбы против «варваров». Узел противоречий завязан был столь туго, что разрубить его смог только Чингис в XIII в.

Пожалуй, о немногих исторических явлениях существует столько превратных мнений, сколько о создании в XIII в. Монгольской империи. Монголам, противопоставляемым иным народам, приписываются исключительная свирепость, кровожадность и стремление завоевать чуть ли не весь мир. Первичным основанием для такого мнения послужили многие антимонгольские сочинения XIV в., порожденные ненавистью к завоевателям. Не станем вдаваться в детали исторической критики, что уже было проделано [10] , и приведем лишь некоторые цифры. В Монголии к началу XIII в. обитало около 700 тыс. человек в составе различных племен [11] , в Северном и Южном Китае – 80 млн.: в Хорезмийском государстве – около 20 млн.: в Восточной Европе – приблизительно 8 млн. чел. Если при таком соотношении людских сил монголы одерживали победы, то ясно, что сопротивление им было в целом довольно слабым. Действительно, XIII в. – это эпоха кризиса феодализма у соседей монголов.

Что касается борьбы на уничтожение сопротивляющихся, то напомним о некоторых фактах. Чжурчжэни вели с монголами с 1135 г. войну на физическое истребление последних. Через 100 лет монголы победили, но сами не истребили чжурчжэней. В 1227 г. монголы завоевали Тангутское царство, однако рукописи Хара-Хото на языке тангутов, свидетельствующие о развитии их культуры, датируются и XIII, и XIV веками. А вот когда в 1372 г. китайцы империи Мин, воевавшие против монголов, заняли тангутскую землю, то тангутов с тех пор не стало. Половцы в 1208 г. приняли к себе монгольских врагов – меркитов, почему и пострадали вместе с последними [12] .