Люди с чистой совестью   ::   Вершигора Петр Петрович

- Все? - спросил черноусый.

Горкунов молчал. Да и что он мог говорить в такой момент? Партизаны за столом загалдели. Послышались слова: "Товарищ комиссар!"

Горкунову стало ясно, куда он попал.

Черноусый стоял и смотрел на него.

- Ну, что еще можешь рассказать?.. - спросил он, пристально глядя ему в глаза, и добавил: - Сукин сын...

- Братцы, товарищи... - начал Горкунов.

- Ладно, знаем, - оборвал его Руднев - это был он - и крикнул в соседнюю комнату: - Дежурный, уведи этого типа в караульное помещение!

Горкунов вошел в караулку, лег на нары, закинул руки под голову и, безразлично глядя в потолок, мучительно гадал: "Расстреляют или не расстреляют?" Он не успел в штабе никого угостить табаком. Сейчас к нему заходили партизаны и, закурив, выходили снова. А двое задержались в караульном помещении и уселись на лавку напротив Горкунова. Один из них, парнишка лет семнадцати, с черными густыми бровями, болтая ногами, в упор, с мальчишеской наглостью смотрел на белые чесанки Горкунова и, явно издеваясь над ним, говорил:

- Хорошие валенки у "купца". - И, подмигнув товарищу, усатому человеку, которого он назвал Сашкой, продолжал: - Подойдут, а? Как думаешь? - и хлопал себя по икрам.

- Можно примерить, Радик, - ласково посоветовал усатый Саша.

- Ну, ладно, - издевался мальчишка, - примерим, когда будем его... - и он выразительно щелкнул языком.

"Расстреляют", - с тоской подумал Горкунов. Он порывисто встал и подошел к ним. Усатый расстегнул кобуру.

- Ну-ну, ты потише! - угрожающе сказал он.

Мальчишка продолжал болтать ногами, не отрывая любопытных глаз от Горкунова.

- А ведь военный человек, - заметил он Сашке. - Ишь, вытягивается как: руки по швам держит. Вот только у немцев в плену не был. Немцы пленных совсем другую стойку "смирно" учат делать.

Горкунов, ухватился за это замечание и, присев рядом с мальчиком, стал торопливо и горячо, боясь, что ему не дадут договорить, рассказывать о себе всю правду. Рассказал о том, что он лейтенант Красной Армии, о том, как трудно ему приходилось во вражеском окружении, что он пережил. Мальчик с увлечением слушал. Казалось, он уже готов был поверить рассказу, но потом, спохватившись, иронически, недоверчиво улыбался и небрежно цедил:

- Валяй, валяй!

В это время на улице неожиданно затрещала пулеметная очередь, за ней - другая. Послышалось характерное кваканье немецкого миномета. Затем наступило маленькое затишье, и опять вспыхнула перестрелка. Партизаны стремглав высыпали на улицу. Через минуту Горкунов вышел за ними. Часового у крыльца не было. По улице бегали люди во дворах запрягали лошадей. Бой разгорался.

Горкунов посмотрел на огород... за ним чистое поле и дальше кусты. "Самый подходящий момент удрать", - подумал он и медленно пошел к огороду. Затем остановился. Ему было ясно, что он попал к партизанам, и к партизанам необычным. Вблизи больших лесов не было, а эти партизаны стояли в селе.

"Видно, отчаянная публика собралась. Да, неладно я к ним попал", рассуждал он, шагая по огороду. Потом остановился и стал завертывать цигарку. "Эх, была не была, - решил он. - Расстреляют так расстреляют! Лучше уж от своих погибнуть..." - и повернул обратно.

Горкунов подошел к обозу, который выстроился вдоль улицы. На одних санях, покрытых брезентом, лежало оружие: несколько ручных пулеметов, винтовки. Он подбежал к ездовому:

- Слушай, парень, дай винтовку.

Тот поглядел на него и спросил:

- Что, небось, убежал из боя? Винтовку потерял, а теперь я тебе давай. А ты ее завоевал, шляпа? - но, заметив в зубах Горкунова цигарку, глотнул слюну и уже милостиво добавил: - А "сорок" дашь?

Горкунов с готовностью вынул кисет и высыпал в пригоршню ездовому почти весь табак.