Провокация   ::   Арно Макс

Он продолжал ехать вперед с сотню метров прежде чем отыскал место, где поставить машину. Выключив мотор, он продолжал еще пять минут, прежде чем выйти из машины.

Потом он смешался с толпой, держа в руке свой фотоаппарат. После нескольких шагов его рубашка и брюки стали так мокры, что их можно было бы выжать. Он достал платок и вытер пот, который заливал ему лицо. Действительно, ему было нужно назначить свидание на другой час.

Обливаясь потом и ругаясь сквозь зубы, Нидерганг дошел до угла Гароен Крунг Роанд, где начиналась ограда Большого Дворца, этого страшного смещения тайландской архитектуры и итальянского Ревесанса, построенного англичанами по желанию короля Рама Первого. С ощущением, что его тело с каждым шагом теряет влагу, он продолжал путь до ближайшего входа.

Самые пресыщенные туристы, приехавшие в Бангкок, всегда бывали поражены неописуемым ансамблем архитектурных конструкций, составляющих Большой Дворец.

Ни одно здание на свете не может сравниться с фантастичностью ломанных крыш и стрелами, темно-синими и желтыми, цвета охры и пурпурными, шафрановыми и ярко зелеными, оранжевыми и темного золота, ярко выделяющимися на стенах ослепительной белизны под палящим солнцем. Повсюду демоны, поставленные часовыми, скалили зубы каменным слонам.

Но Нидерганг приходил сюда слишком много раз и всегда в эту отвратительную жару, чтобы испытывать хоть малейшие эмоции перед этой стеной живописью, сверкающей под солнцем. Не теряя ни секунды, он направился к Ват Фра Кео, храму изумрудного Будды, находящемуся в центре ограды.

Некоторые туристы считали себя обязанными издавать восторженные восклицания или снимать под разными углами зрения части строений. Перед «Чакри» с его необыкновенными изогнутыми и ломанными крышами группа тайландских детей слушала объяснения учительницы.

Нидерганг сразу же заметил Бонзу в шафранового цвета одеянии, который казался погруженным в созерцательный экстаз в тени арки.

После быстрого взгляда он подошел к нему.

Бонза не пошевелился, как человек, который находится вне обыденной жизни. Вытирая потное лицо, Нидерганг указал на свой фотоаппарат.

– Мне сказали, что внутри храма запрещено производить снимки? спросил он.

Бонза очнулся от своего забытья и стал разглядывать его с безразличным видом.

– Вы опоздали, – наконец сказал он свистящим шепотом.

Нидерганг с трудом удержался от ругательства и усмехнулся.

– Предосторожности никогда не бывают лишними, – сказал он.

– А в отношении предосторожностей, вы могли бы воздержаться от того, чтобы прямо подходить ко мне, а должны были сделать вид, что интересуетесь определенным местом, как мы рекомендовали вам это сделать, – холодно заметил Бонза.

– За мной никто не следил, – уверил его Нидерганг. – Я в этом уверен. – Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, – проговорил Бонза. – В следующий раз, когда приедете, потрудитесь скрупулезно выполнять наши инструкции.

Нидерганг выругался. Он не любил, когда с ним разговаривали таким тоном. И особенно этот макака с выбритым черепом, который был некем иным, как связным.

На лице Бонзы появилась ледяная ироническая улыбка, как будто он читал его мысли.

– Я полагаю, что вы явились сюда не только для тогою чтобы делать снимки храма, – заметил он. – Вы можете подать мне милостыню, за нами никто не наблюдает.

Не говоря ни слова, Нидерганг сунул руку в карман и вынул оттуда конверт, который и протянул Бонзе. Тот взял его и спрятал в складках своего одеяния.

– У нас нет инструкций для передачи лично вам, – заявил он. – Продолжайте свое обычное дело. Мы сумеем наладить с вами контакт, если будут новости. Он еле заметно наклонил свой торс для приветствия.

– Не забудьте уходя, что вы пришли сюда для репортажа, – прошептал он.