На горах (Книга 2, часть 4)   ::   Мельников-Печерский Павел Иванович

Ведь вы мой избавитель, я ведь без вас непременно бы пропала. А как бы после того показалась я на глаза тятеньке?

- Так уж, пожалуйста. Я вполне надеюсь,- сказал отец Прохор.- А у Сивковых как будет вам угодно - к батюшке ли напишите, чтобы кто-нибудь приезжал за вами, или одни поезжайте. Сивковы дадут старушку проводить - сродница ихняя живет у них в доме, добрая, угодливая, Акулиной Егоровной зовут. Дорожное дело знакомо ей - всю, почитай, Россию не раз изъездила из конца в конец по богомольям. У Сивковых и к дороге сготовитесь, надо ведь вам белья, платья купить. Деньги-то есть ли у вас на покупку и на дорогу?

- Денег у меня довольно, на все достанет,- отвечала Дуня.

- Ну вот и хорошо, вот и прекрасно,- проговорил отец Прохор.- А если бы паче чаяния нуждались в деньгах, можно бы было у Сивковых достать, он ведь каждый год к Макарью ездит и порядочное число соленой рыбы закупает. Надо полагать, что и родителя вашего знает, может статься, и знакомство с ним водит. Он ни в чем не откажет вам... Вот еще о чем спрошу я вас, Авдотья Марковна,- немного подумавши, продолжал отец Прохор.- Не осталось ли у вас в господском доме каких-нибудь писем или записок о ваших сношеньях с хлыстами?

- Нет, ничего не осталось,- ответила Дуня.

- То-то, этого теперь пуще всего надо опасаться,- молвил отец Прохор.Нужно вам сказать,- только до времени об этом пока никому не говорите,- не в долгом, надо полагать, времени господам Луповицким будет разгром: наедет суд, обыски начнут у них в доме делать, пойдет следствие. Сохрани боже, если найдется какой-нибудь клочок бумажки, где помянуто ваше имя. Это может и вас к делу припутать. А дело, по-видимому, разгорится очень важное, и для всех хлыстов Луповицких и других самое неприятное по своим последствиям.

- Нет, отец Прохор, никаких моих бумаг в ихнем доме не осталось,- сказала Дуня.- Но что ж это за следствие? Что такое случилось?

- Всего подробно теперь объяснить вам не могу,- отвечал отец, Прохор.- Сам многого не знаю. На третий день после Успеньева дня я ездил в губернию, в консистории по одному делу был. Там один верный человек, хорошо знающий дела, сказывал мне, что новый владыка крепко принялся за хлыстов. Из Петербурга, слышь, из самого святейшего синода получил он указ насчет господ Луповицких и о том, что скоро к ним должен приехать самый злейший еретик Денисов...

Как он приедет, так их и накроют. А дело о хлыстах началось в Москве, и по взятым у них бумагам открылось, где, в каких, значит, местах теперь они находятся. И повсюду, слышно, розыски пошли до следствия. Не знаю уж, от кого и каким образом узнал владыка, что я в губернии, и велел прийти к нему. И без малого целый час изволил келейно со мной беседовать насчет луповицкой хлыстовщины. Известное дело, перед архипастырем всю правду надлежит рассказывать. Я и рассказал. Тут владыка благословил меня ехать восвояси и примолвил о наших соседях: "Видно, им того же захотелось, что с отцом их было".

- А что такое было с их отцом? - спросила ничего о старых делах не знавшая Дуня.

- Не слыхали разве? - сказал отец Прохор.- Про это не любят они разговаривать. Отец ведь тоже был в этой самой ереси, а как человек был знатный и богатый, то никто к нему и прикоснуться не смел. Сильная рука у него была в Петербурге, при самом царском дворе находились друзья его и благоприятели. А все-таки не избежал достойной участи - в монастырь сослали, там в безысходном заточенье и жизнь скончал.

- А давно ль это было? - с любопытством спросила Дуня.

- Да уж лет тридцать прошло с той поры, как его под стражей из Луповиц увезли. Я был тогда еще внове, только что удостоился принять рукоположение,отвечал отец Прохор.- Но его хорошо помню - важный такой вид имел, а корабль у него не в пример больше был теперешнего.