Ради Елены   ::   Джордж Элизабет

Воздух, насыщенный испарениями реки и болот, пах перегноем и оставлял на коже капельки воды.

Елена трусцой пробежала через южную часть Нью-корта, а потом быстро преодолела два прохода к Принсипал-корту. На улице не было ни души. Ни в одной комнате не горел свет. Елена, счастливая, летела как на крыльях. Ощущение небывалой свободы и восторга переполняло ее.

Она не знала, что жить ей оставалось меньше пятнадцати минут.

Туман, державшийся пять дней, оставил капли воды на зданиях, деревьях и окнах домов и лужи на дорогах. Около Сент-Стивенз-Колледжа в дымке блеснули фары грузовика—два маленьких оранжевых маяка, словно кошачьи глаза. У здания сената [1] викторианские фонари рассекали туман длинными желтыми клинками света, а готические шпили Кингз-Колледжа то исчезали, то появлялись вновь в полутьме пасмурного дня. Небо было словно ноябрьской ночью, хотя до рассвета оставался всего час. Елена свернула от здания сената к площади Кингз-Колледжа. Каждое пружинистое соприкосновение ее ног с асфальтом отдавалось напряжением во всех мускулах ее тела. Она прижала ладони к бедрам, к тем самым местам, где прошлой ночью лежали его руки. Но теперь дыхание Елены было не таким быстрым и лихорадочным, как тогда, когда все ее существо так яростно стремилось к удовольствию, а спокойным и размеренным. Однако даже сейчас перед глазами возникала его запрокинутая голова, она ясно ощущала напор его тела, вспоминала охватившее ее желание. Елена видела, как губы его округлились, произнося: «О боже!» — в тот миг, когда его бедра приподнялись, а руки сильнее сжимали ее плоть. А потом она ощутила бешеное биение его сердца совсем рядом и тяжелое дыхание, как у быстро бежавшего человека.

Елене нравилось думать об этом. Когда утром в комнате зажегся свет, она все еще видела тот же сон.

Елена бегом свернула на Трампингтон, то ныряя во тьму, то выныривая на свет. Где-то поблизости готовили завтрак, в воздухе чувствовался слабый аромат кофе и бекона. Елена почувствовала комок в горле и увеличила скорость, расплескав лужу; ледяная вода попала в левый носок.

Добежав до Милл-лейн, Елена свернула к реке. В ее венах пульсировала кровь, и, несмотря на холод, ей стало жарко: пот струйками стекал по ее телу.

Если человеку жарко, значит, все его мышцы работают, говорил Елене отец. Он никогда не употреблял слово «вспотеть».

От реки повеяло прохладой; Елена уступила дорогу двум мусорным тележкам, которыми управлял единственный человек, встретившийся ей утром, — рабочий в зеленой куртке. Он взвалил мешок с мусором на одну из тележек и поднял термос, словно собираясь выпить за здоровье Елены.

В конце аллеи Елена свернула на пешеходный мостик через реку Кем. Ее ноги скользили по мокрым кирпичам. Несколько секунд Елена топталась на одном месте, отворачивая рукав куртки, чтобы взглянуть на часы. Обнаружив, что часов нет, она шепотом выругалась и побежала обратно — к Лондрес-лейн.

Черт возьми! Где же она? Елена вглядывалась в туман, от раздражения шумно выдыхая. Ей не первый раз приходилось ждать, и, послушайся она своего отца, этот раз не оказался бы последним.

Я не хочу, чтобы ты бегала одна, Елена. Хотя ы не бегай утром вдоль реки. Это мое последнее слово. Потрудись выбрать другой маршрут…»

Но Елена знала, что дело не в маршруте. Если она выберет другой, у ее отца найдутся новые возражения. Не стоило вообще ему говорить, что она занимается бегом. Но разве можно было предвидеть, чем это обернется? «Папа, я вступила в клуб любителей бега». Отец решил вновь проявить заботу о дочери. Так же как в тот раз, когда раньше преподавателей просмотрел ее сочинения. Он, нахмурившись, читал их и всем своим видом будто говорил: посмотри, какой я заботливый отец, как я люблю тебя, как я благодарен за твое возвращение, я никогда не оставлю тебя, моя милая.