Питирим (Человек и боги - 1)   ::   Костылев Валентин

Один бойкий молодой скитник, по имени Демид, выскочил вперед и тонким голосом, нараспев, провозгласил:

- Отец Александр - усердный благочестия ревнитель, нелицемерный братский советник.

- Дорогие друзья, братия и сестры! - сказал Александр, откинув назад волосы резким движением головы и с сердцем потрясая в воздухе писаниями, приготовленными для Питирима, - соколы ясные и орлы поднебесные, низко кланяюсь я вам за уважение ваше ко мне, за доброту к моему смирению. Не страшусь никакой пагубы аз. Сквозь огонь, сквозь жары, сквозь камни, которые в Волге, сквозь горы каменистые должен за веру пройти старец. Аминь!

На том и кончили.

Везти керженского посланца в Нижний выискались дед Исайя и Демид. Оба с большой охотой. У Исайи был самый лучший струг. А Демид - лучший гребец и даром что мал, а силы недюжинной. Многих возили они согласно и благополучно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Идем, идем, - увлекал за собой Авраамий приехавшего из Нижнего посадского кузнеца Фильку Рыхлого. Тот послушно подчинялся "лесному патриарху", не понимая, куда его волокут.

- Умники какие богописанные выискались. Слушай их!

Крику было много в сосновом проселке, куда качнулась партия недовольных, разругавшись со скитниками.

На широкой поляне расположились. Сели кругом, тесня друг друга.

- Что нам теперь делать? - восклицал Авраамий. - Кому теперь верить? Денисов, и тот хитрит. Уклоняется.

- А никому не верить... - резко оборвал его недавно появившийся среди керженских поселян человек с серьгой, рыжий, коренастый, напористый. Он больше всех шумел в скиту после прочтения письма Денисовым. С Дона человек - озорной. Его толстые, короткие пальцы странно сжимались, когда он говорил. Как будто он готовится задушить кого-то.

- Дело, братцы, хитрое, - обводил он прищуренными глазами мужиков. У каждого в башке должен сидеть свой государь... За что обдирают крестьян, и не только помещичьих или монастырских, но и дворцовых?.. Ямские платите? Отвечайте?!

- Платим, сердяга, платим... - откликнулись жалобные голоса.

- За "лошадиные водопои" платите?..

- Ну как же, батюшка! Платим!

- Да что там! - взвизгнул высокий, худой, как скелет, старик, - пять пятков податей. Никуда не уйдешь.

- А скитники не хотят Питиримке писать о том. Как вы это понимаете? А как вы понимаете, что царевича Алексея Петр хотел задушить, а он убежал за рубеж и теперь жив и хочет власть отнять у отца и облегчить народу жизнь? Повернуть все по-старому?

Молчанием ответили мужики человеку с серьгой. Уставились друг на друга вопросительно: что скажешь? Хоть и леса вокруг дремучие, а только нынче птицы и той остерегайся. Время неспокойное.

- Лапоть знай лаптя, а сапог - сапога, - входя в круг решительным шагом, немного сутулясь и не глядя ни на кого, нарушил общую задумчивость высокий детина, солдат Чесалов. - Воскресенский мужик я... Вот что. Солдат... Бежал из войска и скажу прямо - везде воет народ. А монастырские крестьяне и того хуже, а особенно кто под Макарьевой обителью в тягле обретается. Недаром в Мурашкине народ бунтовал. Недаром и ныне промеж Лыскова и Макарья началось. Богатеют отцы на чужом горбу. Об этом бы Питиримке и следовало написать. А ежели царевич Алексей жив, дай бог ему здоровья. Надо царю спесь сбить.

От никому непонятного веселья затрясся юродивый Василий Пчелка; все с любопытством оглянулись на него, приготовившись к интересному зрелищу.

- Как во Нижнем Нове-Граде был один купец, жил он с дочкою да с красавицей... Питиримушка не зевал и тут. Радуйся, невеста не невестная, скорее пропел, чем проговорил это, захлопав в ладоши, Василий Пчелка и добавил: - Царевич жив, и мы будем живы. На него надежда.

Юродивый упал наземь и стал кататься по траве, улюлюкая.

Кузнец Филька сплюнул, тряхнул кудрями и выступил вперед.

- Знаю я, о чем он...

- А коли знаешь, и поведай нам.