Планета призраков   ::   Бушков Александр Александрович

В книге о раскопках пишет, что клад обнаружен в тайнике городской стены… но к этой же книге приложена собственноручно вычерченная Шлиманом карта, на которой место находки показано не во дворце и не в стене, а… за пределами городской стены.

В двух отчетах Шлимана о находке - вопиющее несоответствие в том, что касается количества найденных предметов. Во второй Шлиман добавил ни много ни мало десять тысяч предметов, о которых в первом умолчал. И, наконец, уже в наше время выяснилось, что часть находок, позднее объявленных «сокровищами Приама», появляется на рисунках и фотографиях, сделанных Шлиманом до начала раскопок…

В общем, если Шлиман и не предъявил «цивилизованному миру» кучу блестяще выполненных подделок, то он как минимум копил три года находки, а потом свалил их в одну кучу и объявил кладом царя Приама…

Да и был ли вообще тот город, который раскопал Шлиман гомеровской Троей? Современник Шлимана, археолог Дерпфельд, писал после собственных раскопок в том месте: «Сожженный город, который Шлиман называет Троей, - это лишь убогая деревушка, построенная после разрушения Трои на ее руинах…»

Шлиман был вынужден признать свою ошибку. Правда, и его критик действовал в рамках «канонической» версии: он не сомневался, что Шлиман нашел Трою, он лишь считал, что Троя лежит в другом из девяти слоев…

У Шлимана, однако, нашелся не только критик, но и защитник, горячо отстаивавший подлинность «шлимановской» Трои, а также огромное значение для науки «клада Приама». Один маленький нюанс: этот защитник, пусть и с европейским именем, не был ни историком, ни археологом. Звали его Рудольф Вирхов - знаменитейший немецкий врач, физиолог, а также политик, депутат прусского и германского парламентов (ландтага и рейхстага). Большой был либерал и противник монархии, краснобай и говорун, кинувшийся на защиту «простого парня» Шлимана, столь отважно выступившего против «консерваторов» с учеными званиями… В общем, припуталась политика чистейшей воды.

Рудольф Вирхов

В Шлимане тем временем снова взыграл торгаш. Он принялся продавать клад Приама в точности так, как уличные разносчики торговали квасом и ношеными сапогами, ходили по дворам и орали благим матом:

- А вот кому товар самолучший, первосортный, сам бы носил, да деньги нужны!

Точно так же вел себя и Шлиман:

- А вот кому клад Приама! Товар надежный, сам копал, сам контрабандой вывозил! Не проходите мимо своего счастья!

Сначала он предложил все оптом Британскому музею за симпатичную сумму в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов (примерно пять миллионов долларов по нынешнему курсу). Британцы в лице своих ученых мужей облизывались, конечно, на этакие редкости, но бюджетом заправляли не они, а парламент. Парламент наотрез отказался выделять этакую уймищу денег - то ли одними соображениями экономии руководствуясь, то ли, что вероятнее, к этому примешивались и сомнения: давно уже говорили в полный голос, что клад не то «сборный», не то вообще поддельный… Тем более что скандалы периодически возникали вновь и вновь. Директор одного из немецких музеев Конце как раз, поразмыслив, объявил публично, что чересчур доверял Шлиману и, по его глубокому разумению, «Троя» - никакая не Троя, а «клад Приама», если и подлинный, то римского происхождения, то есть лет на тысячу моложе, чем Шлиману думается…

Шлиман предложил клад России, снизив цену до сорока тысяч фунтов. Россия отказалась.

Предложил парижскому Лувру. Французы, поразмыслив, отказались. Собственно, никак нельзя сказать, что они «отказались» - они просто-напросто ни словечком не ответили на письмо.

Потом отказалась Греция. Потом - Италия, а следом - музеи в Мюнхене и Шверине…

Помыкавшись с кладом, Шлиман в конце концов понял, что никто его не купит.