Поезд на третьем пути   ::   Дон-Аминадо

Вы каждой своей строкой взрываете эмиграцию!.. Вы ее самый жестокий (ибо бескорыстный - и добродушный) судия". "Вся Ваша поэзия - самосуд: эмиграции над самой собой".

Своенравная, щедрая к дружбам Марина Цветаева говорит в лицо Дон-Аминадо все, что думает о нем, о поэте. Предостерегает его, корит, верит в него.

Писателя поддерживал Бунин, они дружили, подолгу общались. В изданном Милицей Грин трехтомном исследовании "Устами Буниных" довольно часто встречаются упоминания о разного рода встречах, обедах, разговорах. Запись от 5 января 1942 года мне показалась особенно характерной: "Подумать только: 20 лет, 1/3 всей человеческой жизни пробыли мы в Париже! Барятинский, Аргутинский, Кульман, Куприн, Мережковский, Аминад. Все были молоды, счастливы". А вот незадолго до кончины Ивана Алексеевича - запись Веры Николаевны, жены писателя: "Был Аминад. Как всегда, приятен, умен и полон любви к Яну".

Книга Дон-Аминадо "Поезд на третьем пути", предложенная мною издательству "Книга" для нового воспроизведения, одна из замечательнейших русских книг-воспоминаний XX века. Своеобразная по тону,- это как бы "фельетон" вместо мемуаров, иронически беспощадная и, по существу, грустная книга, в которой множество живых подробностей и характеристик "дел и дней" литераторов в России и затем в изгнании. В "Поезде на третьем пути" на фоне политического брожения предреволюционных лет, совпавшего с годами литературного расцвета, проходит жизнь русской интеллигенции. Сначала глухая провинция, потом Одесса, Киев, Москва, октябрьский переворот, эмиграция. Дон-Аминадо сумел передать настроение трагической эпохи. Его мемуары как бы импрессионистичны, события, лица, комедии и трагедии человеческого существования обозначены только пунктиром, но в этом аллюзионном использовании материала автор дает волю читательскому воображению и памяти. Как писал известный исследователь русской зарубежной литературы профессор В. Казак, для воспоминаний Дон-Аминадо характерна ироническая дистанция по отношению к изображаемому, но за легкостью форм не теряется политическая и человеческая серьезность автора. Один только отрывок из книги.

"В Феврале был пролог. В Октябре - эпилог.

Представление кончилось. Представление начинается.

В учебнике истории появятся имена, наименования, которых не вычеркнешь пером, не вырубишь топором.

Горсть псевдонимов, сто восемьдесят миллионов анонимов.

Горсть будет управлять, анонимы - безмолвствовать...

Несогласных - к стенке:

Прапорщиков - из пулемета, штатских - в затылок.

Патронов не жалеть, холостых залпов не давать. Урок Дубасова не пропал даром.

Все повторяется, но масштаб другой.

В Петербурге - Гороховая, в Москве - Лубянка.

Мельницы богов мелют поздно.

Но перемол будет большой, и надолго".

По выходе книги воспоминаний Дон-Аминадо в русскоязычных газетах и журналах появилось много восторженных рецензий и откликов. Книга стала событием литературной жизни. Думается, что и новое издание известных мемуаров станет подарком для всех, кто любит жанр воспоминаний, кому не безразлична наша отечественная история.

И, конечно же, нельзя не отметить, что первый раз мемуары Дон-Аминадо "Поезд на третьем пути" вышли в прекрасном зарубежном издательстве имени Чехова в Нью-Йорке. Выпустив десятки замечательных книг, как правило, русских авторов, оно, к сожалению, прекратило свое существование.

Свою первую эмигрантскую книгу (Париж, 1921) Дон-Аминадо назвал "Дым без отечества". Блистательно обыграны замечательные грибоедовские строки. Что ж, рискну продолжить лингвистическую игру: да, "перемол" истории продолжается, наше отечество в дыму пожарищ и перестроек. Этот дым потихоньку развеется.