Последняя из дома Романовых   ::   Радзинский Эдвард

Но главное бедствие было – шатание в умах. Ибо на русской земле находились целых три государя... Я люблю эту страну, я обожаю, ее язык Я преклоняюсь перед физическими чертами русских – их статью, их лицами Я считаю русскую армию лучшей в мире. Я всем сердцем приняла религию этой страны. Я ходила пешком на богомолье в Ростов. Я ненавижу в себе все немецкое. Даже своему единственному брату я запретила навещать меня в России. Я сказала: „В России и так много немцев“. И сказала чистосердечно, потому что давно не чувствую себя немкой. Но я по-прежнему оставалась немкой, захватившей трон... пока эти два императора существовали. Два лакомых кусочка для всякого рода авантюристов».

По камере разгуливает тщедушный молодой человек. Входит тюремщик с едой. Молодой человек глядит на еду и лает.

«Один император – Иоанн Антонович, свергнутый в младенчестве императрицей Елизаветой, уже двадцать лет сидел в Шлиссельбурге. А другой свергнутый император – мой муж Петр Федорович...»

– Не изволь беспокоиться, матушка. Волю твою исполним, – усмехается Алексей Орлов.

Дворец в Ропше. В спальне Алексей Орлов играет в карты с императором. Вокруг сидят гвардейские офицеры.

«Я знала, что в Ропше собралось много гвардейцев: князь Барятинский, Потемкин, Энгельгардт, актер Волков. Но я не знала, зачем они там. И до сих пор не знаю, что там произошло. Просто б июля прискакал князь Барятинский...»

Барятинский вбегает в кабинет императрицы.

Бухнулся в ноги, ползая по полу, пьяно, со слезами кричит:

– Беда, государыня!

«Он был совсем пьян!..»

Барятинский, ползая по полу, выкрикивает, обливаясь пьяными слезами:

– Не виновны, матушка... Нервен он был... Игра у нас была... Нервен он был... Лакея грыз... Потом на Алешку Орлова набросился... Все отписал тебе Алешка как есть... Все отписал... Смилуйся, матушка!

И Барятинский сует Екатерине скомканную бумагу.

Екатерина подошла к столу и вынула из шкатулки мятый пожелтевший листок.

«Сохраняю эту нечистую бумагу с кривыми каракулями, всю дышащую безумством и бешенством. Надеюсь, когда ты прочтешь ее, мой сын, она станет оправданием твоей матери...»

В который раз она перечитывает страшный листок:

«Матушка, милосердная государыня! Как мне изъяснить и описать, что случилось... Поверь верному своему рабу. Но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть! Но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал. Да и как нам задумать – поднять руки на государя! Но свершилась беда: он заспорил за столом с князем Федором Барятинским. Не успели мы разнять, а его уж не стало. Сами не помнили, что делали. Все до единого виноваты. Достойны казни. Прости или прикажи скорее кончить. Свет не мил. Прогневали тебя и погубили души свои навек...»

– Я не могла их наказать, они были тогда сильны, – она почти кричит. – Я не могла их наказать!..

Она стоит в черном платье, окруженная сенаторами...

«Я была в непритворном соболезновании и слезах о столь скорой смерти императора, ибо всегда имела непамятозлобивое сердце. Никита Иванович Панин и Сенат просили меня не предаваться горю и не присутствовать на погребении, чтобы не подорвать здоровье, столь нужное тогда отечеству. И мне пришлось повиноваться приказу Сената. К сожалению, сразу после погребения начались неосновательные толки. Каковые родили потом злодея Пугачева, объявившего себя усопшим императором...»

И вновь Екатерина положила перо. Расхаживает по кабинету.

«Помни, сын мой: правителю нужна решительность... Чтобы свершать, что должно... и что порой так не хочешь свершать. Решительность – вот главное качество счастливого человека. Нерешительны только несчастные и слабоумные...