Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение   ::   Штрик-Штрикфельдт Вильфрид Карлович

– Вы сказали, что не верите в победу Германии? – спросил один из нас. Джугашвили помедлил с ответом.

– Нет! – сказал он. – Неужели вы думаете занять всю огромную страну?

По тому, как он это сказал, мы поняли, что Сталин и его клика боятся не оккупации страны чужими армиями, а «внутреннего врага», революции масс по мере продвижения немцев. Так был затронут политический вопрос, который Шмидт и я считали исключительно важным, и мы спрашивали дальше:

– Значит, Сталин и его товарищи боятся национальной революции или национальной контрреволюции, по вашей терминологии?

Джугашвили снова помедлил, а потом кивнул, соглашаясь.

– Это было бы опасно, – сказал он.

По его словам, он на эту тему никогда не говорил с отцом, но среди офицеров Красной армии не раз велись разговоры в этой и подобных плоскостях.

Это было то, что и мы со Шмидтом думали. Теперь открывалась возможность довести эти мысли до высшего руководства. Ведь с тем, что говорили мы, – не считались! Но взгляды сына Сталина Верховное командование вооруженных сил, генерал-фельдмаршал фон Браухич и даже Ставка фюрера могли принять во внимание.

Герсдорф, понимавший больше нас в этих делах, согласился с нами.

«Сталин, по мнению Якова Джугашвили, сына Сталина, боится русского национального движения. Создание оппозиционного Сталину национального русского правительства могло бы подготовить путь к скорой победе» – такова была основная мысль нашего доклада, который фельдмаршал фон Бок переслал в Ставку фюрера.

Пленный командир корпуса, занимавший руководящий пост в Генеральном штабе Красной армии, свидетельствовал о появлении «нового русского национально-патриотического движения»: хотя этот новый патриотизм открыто еще не признан советской властью, но с некоторого времени он звучит подспудно в речах и выступлениях, в высшей школе и даже в театральных постановках. Комкор подчеркивал, что патриотическая пропаганда, особенно в армии, после нападения Германии на Советский Союз, падала на плодотворную почву.

Это было для нас новостью.

Когда через несколько месяцев я вновь увидел этого офицера, он был разочарован и озлоблен всем пережитым в лагерях военнопленных. Он говорил об «унижающем человеческое достоинство» обращении и о высокомерии немцев.

– Что вы, слепые, что ли? – сказал он. – Так вы и войну проиграете и обречете на страдания многие поколения человечества.

В течение этой осени много командиров и комиссаров высокого ранга были доставлены в штаб группы армий «Центр». Фронтовые части в большинстве игнорировали «комиссарский приказ» Гитлера – и оставляли комиссаров в живых. Один из них рассказал нам свою биографию. Перед первой мировой войной он был учеником в почтенной аптекарской фирме Штолль и Шмидт в Петербурге; затем ротным писарем в интендантстве. Он искренне и активно участвовал в Октябрьской революции, затем был интендантом большой красноармейской части. По окончании гражданской войны он учился в разных школах и на курсах. Ему было нелегко. Пробелы своего образования он восполнял трудолюбием и служебным рвением. В последнее время он был интендантом одной из советских армий. О такой карьере он никогда и мечтать не смел. Он знал, что советский режим жесток, даже безжалостен, и что в советской системе сегодня нет ни следа подлинного коммунизма. Но он остался все же убежденным коммунистом. Он делал всё, чтобы быть полезным народу, и он готов и теперь служить народу, если немцы дадут такой шанс коммунисту.

И еще один человек. Полковник Генерального штаба. Бледное одухотворенное лицо. Начитанный, умный, с благородными манерами и взглядами. Он выглядел аристократом – этот сын уральского шахтера.