Реаниматор   ::   Горшков Валерий Сергеевич

 – В расход тварюгу! Для начала расколоть как орех, а потом изорвать до дыр, хором, сжечь рожу в соляной кислоте! – визжал старик. Он стоял возле телевизора в просторном, залитом солнечным светом зале своей роскошной восьмикомнатной квартиры на набережной Обводного канала. – Не-на-ви-жу! Пиявка, тля!

Окончательно съехав с катушек, Тихий оскалился, скорчил презрительную гримасу и вдруг, смачно харкнув, запустил пультом от телевизора в увеличивший ее трехкратно цветной широкоформатный экран, защищенный, к счастью, от такого рода эксцессов пластиком. Командир гвардии авторитета, бывший всеволожский опер Пал Палыч Клычков, угрюмо молчал, наблюдая истерику шефа.

Нимфоманка и боксер отныне были обречены. Чтобы другим впредь неповадно было разевать хайло на кусок патриарха, благообразный кровожадный старец, зело рассердившись, потребовал от Пал Палыча радикального решения вопроса.

Допрос Масюлевич назначили на завтра. Что касается расправы с фиксатым Быком, то здесь требовалась подготовка. Как-никак, а за боксером стоял сам Саша Мальцев, в группировке которого приютился лихой чужак. А вдруг это задумка Мальцева – кинуть Степаныча? Наглядно продемонстрировать старому мухомору, кто в доме хозяин…

Здесь Тихому было о чем подумать. Месть местью, а пожить сладко, несмотря на преклонные годы, еще ой как хочется! Не только ради себя. Ради жены, отказавшейся семнадцать лет назад, после скандальной свадьбы, от блестящей карьеры балерины, от милой сердцу Мариинки и навсегда забывшей про поклонников и богему. А в особенности – ради шестнадцатилетней золотоволосой немой красавицы доченьки. За нее, Аленушку, единственную во всем мире родимую кровинку, престарелый папаша был готов объявить войну даже НАТО и узкоглазым китайским братьям по ту сторону их Великой стены.



Часть первая

Бандит и девушка

Глава 1



Леху разбудил сон. Ничего подобного ему старина Морфей на своем ежедневном бесплатном киносеансе еще не показывал. Блокбастер был что надо…

Ему приснилось, что он, Леха Реаниматор, стоит на коленях возле плахи, в рубище и деревянных колодках, а вокруг помоста беснуется и улюлюкает с трудом сдерживаемая кольцом стражников многоголосая и многоликая толпа. Все это происходит в центре незнакомого старинного города.

А возле плахи, ухмыляясь поблескивающими через прорези в черном колпаке красными свинячьми глазками, поигрывая топоришком в застарелых потеках бурой крови, стоит горбатый карлик с вывалившимся из распахнутой потертой кожаной жилетки круглым волосатым животом. Леха понимает, что это бред, сон, и отчаянно пытается проснуться. Но плотно стянутые на щиколотках и запястьях деревянные колодки не дают ему возможности шевельнуться. Палач откровенно хмыкает и, опираясь пузом на топорище, укоризненно качает головой в копаке: мол, куда ты, голубчик, денешься. Леха хочет его обматерить, но слова застревают в горле, а вместо них вырывается лишь невнятное унизительное хрипение. Палач откровенно ржет, но внезапно осекается и застывает в неподвижной позе. Где-то слева отчетливо слышится скрип деревянных ступеней. С трудом Лехе удается повернуть голову и увидеть неспешно поднимающегося на эшафот угрюмого высокого человека в длинной накидке с капюшоном. В руках у него свиток. По тому, как смолкли голоса, Леха понимает, что сейчас зачитают смертный приговор!

Страх, липкий и холодный, сковывает Лехину волю без остатка. Все отчетливее становятся звуки, все осязаемее царапающие кожу шершавые доски эшафота под коленями и облизывающие взмокшее лицо слабые порывы ветра. Он вдруг остро начинает чувствовать, как немеет слишком сильно стянутая грубой колодкой правая рука, как начинает мелко-мелко покалывать кончики пальцев.