Шеф Гестапо Генрих Мюллер (Дневники)   ::   Дуглас Грегори

Мне не нравится, когда люди игнорируют мои замечания, а в её случае дело вовсе не в физическом чувстве голода. Кроме того, я не люблю полных женщин, а она движется именно к этому.

Приехала Ирмгард, она совсем не в восторге от моей домашней обстановки, но я заверил её, что скоро все изменится.

Некоторые мои впечатления от встречи с президентом, которая наконец состоялась. Я не был знаком с Рузвельтом, но этот [президент], должно быть, несет перемены к лучшему. Очень подвижный человек, дружелюбный, но твердый. Не очень хорошо разбирается в европейской политике и очень подозрительно относится к военным. Он прекрасно знает тонкости внутренней политики, несколько лет проработал в законодательных органах. Думаю, в целом он честный человек, и понятно, почему Сталин испытывает к нему такое отвращение. Трумэн сразу переходит к сути дела, без всей этой дипломатической чепухи. Как мне казалось, по поводу проблемы коммунистов он имеет двойственное мнение, он слегка напуган размахом всего дела и хотел бы как-нибудь отодвинуть его от себя подальше. Мы говорили о Даггане, Т. не считает его коммунистом и несколько раз повторил "бедняга". Спрашивал меня, что я думаю о Гитлере и так далее. Умные вопросы. Он в душе остался фермером из маленького городка, и американский интеллектуальный истеблишмент его очень раздражает. Они [интеллектуалы], конечно, ненавидят его, потому что им нравился Рузвельт и его методы. Трумэн сказал, что Рузвельт собирался избавиться от него, потому что на него давили... и что Р. [Рузвельт] хотел на его место [то есть на место вице-президента] этого психопата Уоллейса, но не смог его заполучить. "В отместку" Р. никогда ни о чем не рассказывал Трумэну и полностью игнорировал его! И это в то время, когда Р. уже знал, что умирает! Т. сказал также, что Рузвельт "не мог выговорить правду, даже чтобы спасти свою душу". Этому я могу поверить. Он также сказал мне, что Белый дом напоминал свинарник, когда он туда въехал, и что миссис Рузвельт и их семья жили, "как оборванцы".

Миссис Р. приводила своих подруг в дом, когда там был президент, но запрещала ему приводить туда его подруг. Трумэн говорил, что тамошняя стряпня [в Белом доме] могла бы служить орудием уголовного наказания и президентских званых обедов все боялись как чумы.

Еще одна историческая заметка: когда Р. умер, его старый друг (который, как я знаю, его ненавидел) Черчилль отказался присутствовать на похоронах. Я сказал Т., что Ч. был пьянствующим жирным развратником, и президент от души рассмеялся. Он слышал, что я играю на фортепиано, и предложил мне как-нибудь прийти к нему в гости, где мы сможем поиграть в четыре руки! Господи Боже, мне нужно будет перед таким делом подкрепить себя стаканом шнапса. Мне говорили, что его некрасивая дочь считает себя прекрасной певицей, но голос её звучит, как вопль кошки, попавшей под грузовик. Без такого вечерочка я уж наверняка обойдусь.

Из Нью-Йорка прибыли настенные ковры и прочее, в выходные я велю их развешать. Они добавятся к тем гобеленам, что уже висят в передней. Венский музей, наверно, до сих пор их ищет. Если бы в свое время Пайнер успел бы закончить свои творения, эти гобелены вернулись бы в Вену и у меня на стенах теперь была бы пустота.

На следующей неделе жду некоторых своих сотрудников на обед. Кто-то сказал мне, что меня тут считают обладателем "чудесного винного погреба", но исходит это мнение именно от того, кто был на новогодней вечеринке и надрался до чертиков! (Тот самый генерал, который наблевал у буфета.) Предполагается, что у меня состоится обед с Визнером, но я буду оттягивать его так долго, как только смогу.