Солдат трех армий   ::   Винцер Бруно

И все же надо было лететь без остановки вперед, чтобы еще затемно или хотя бы на рассвете пересечь границу.

Чем черт не шутит: на контрольном пункте мог оказаться человек из военной контрразведки (МАД) или Ведомства по охране конституции, который встречался со мной как с офицером связи с прессой по поводу какого-нибудь бундесверовского мероприятия. А в темноте и в такую погоду и притом, что к утру все на контрольных пунктах уже устанут, у меня было больше шансов переехать границу, оставшись неузнанным.

Было еще немало других опасений. Министр мог послать за магнитофонными записями тотчас же, а не на другой день. Вполне вероятно, что мой телефонный разговор с доброжелателем из министерства подслушали и что этот разговор, носивший характер предостережения, не ускользнул от внимания бдительного сотрудника Ведомства по охране конституции. Следовательно, меня и магнитофонные записи станут искать и обнаружат, что я с женой, ребенком и машиной исчез из поселка, и сразу же будет объявлен розыск майора Винцера.

Между тем я находился на автостраде, и ни один добрый друг не мог бы меня догнать и предупредить. И пока я мчался сквозь ночь, уже все, быть может, передано по проводу и меня подстерегают на границе. Я мчался наперегонки со временем, то было состязание, в котором я пытался выиграть у времени минуты, решающие, драгоценные минуты.

Ах, если бы я был уже там, по ту сторону! А тогда пусть звонят, мне вдогонку телефоны контрольных постов! Но что будет, если Бонн уже отдал приказ немедленно меня арестовать?

Задержат меня по дороге или выждут, пока я попытаюсь пересечь границу, и схватят в последнюю минуту? Многочасовая поездка в грозу и дождь, да еще с такими мыслями в голове, не слишком похожа на увеселительную прогулку. Не хватало только аварии. Но машина все мчалась. Я попросил жену «на счастье» сжать каждую руку в кулак, подогнув большие пальцы, что она и сделала. А малыш, сидевший сзади, среди подушек, сам таким же манером сжал кулачки: «ни пуха ни пера!» Я счел это добрым предзнаменованием, но жена мне трезво заметила, что так делают все маленькие дети.

Мы мало говорили по дороге. Авантюрность этого путешествия, все то, что было поставлено на карту, множество разных неожиданностей, которые могли сорвать наш замысел, непроглядная тьма, вой бури, дождь, барабанивший по крыше автомобиля, — все это усиливало напряжение и располагало к молчанию.

А если мы и говорили, то совсем тихо, словно боясь, что где-то близко предатель.

Я сохранял внешнее спокойствие, чтобы напрасно не волновать жену; и все же я думаю, что это были одни из самых волнующих часов моей жизни. Правда, дело шло не о жизни и смерти, как на фронте, во время войны, но на карте стояла ценность не меньшая: свобода! Если розыск еще не объявили, то шансов было пятьдесят на пятьдесят.

Это было достаточной причиной для волнения, тем более что мы еще не избавились от одной вещи, усугублявшей опасность нашего положения. Я имею в виду не письмо, которое нам нужно было опустить где-нибудь по дороге в почтовый ящик. В этом письме, адресованном родителям моей жены, в которое мы вложили порядочную сумму денег, мы просили моего тестя поехать в Карлсруэ и отправить нашу мебель в Гамбург, а там сдать ее на хранение на склад. Допуская вероятность провала при первой же нашей попытке пересечь границу, мы, конечно, не могли написать нашим старикам всю правду. Они ничего не должны были знать о нашем замысле, иначе мы поставили бы их перед альтернативой: либо немедленно направить полицию по следам своей дочери, либо, став нашими молчаливыми сообщниками, ждать кары.