Сполохи (Часть 2)   ::   Толмасов Владимир Александрович

Почему-то он был твердо уверен, что Милка не выйдет из своего чулана, и потому хотел спросить, где тут можно справить малую нужду, но перед ним появилась Милка, простоволосая, державшая на руках бьющегося в плаче мальчика. Подойдя вплотную к чернецу, она некоторое время в упор глядела в его бегающие водянистые глаза. И опять Феофан струсил, снова испугался он разъяренной бабы.

- Убирайся, кобель! - проговорила Милка. - Вон отсюда, падаль паршивая!

И Феофан побежал, проклиная собственную неосторожность, гадину Милку, дураков работников, высыпавших из чуланов. Кровь бросилась в лицо, стучала в висках, и казалось, что вот-вот она, клокочущая, как кипяток, брызнет из глаз...

Степушка заходился в плаче.

Жена кривого Аверки, дородная бабища, распоряжалась, точно воевода на поле боя:

- Милка, давай скоре ковшик, готовь чисту сорочку!

Принеся уголек из печи, она вздула его, бросила в ковшик, налила туда чистой воды, потом набрала ее полный рот и неожиданно спрыснула лицо мальчика. Степушка замолчал, а она, умывая его оставшейся водой, приговаривала:

- От встречного-поперечного, от лихого человека помилуй, господи, раба твоего Степана! От черного человека, от рыжего, завидливого, угодливого, от серого глаза, от карего глаза, от синего глаза, от черного глаза... Соломонида-бабушка, христоправушка, Христа мыла, правила, нам окатышки оставила!.. Запираю приговор тридевяти тремя замками, тридевяти тремя ключами... Слово мое крепко! Аминь...

Взяв у Милки чистую сорочку, изнанкой обтерла лицо Степушке, передала притихшего мальчонку матери.

- А ты чего встал как пень! - Грозно глянула она на мужа. - Собирайся тотчас да езжай в плавежну избу. Скажешь: новой приказчик к мужней бабе пристал. Уж я этих приказчиков знаю: не отступятся, покуда своего не добьются.

- Так-таки и знашь? - съязвил Аверка.

- Поезжай, говорят! - и жена треснула мужа могутным кулаком промеж лопаток.

На утро невыспавшийся и злой Феофан просматривал в братской келье кабальные записи, которые по одной передавал ему Дмитрий Сувотин. Старец сидел в своем кресле, ссутулившись, то и дело хватался за поясницу. За его спиной, хитро ухмыляясь, стоял дьячок Лазарка и делал отметки в толстой тетради. У окна пристроился и от нечего делать ловил мух слуга, конопатый парнюга с тупым взглядом бельмастых глаз.

За стеной простучала копытами, заржала лошадь.

- Принесла кого-то нелегкая, - заметил Лазарка.

Ступени крыльца заскрипели под тяжелыми шагами, обитая войлоком дверь с визгом распахнулась, и на пороге объявился Бориска, следом за ним - Нил. Сзади виднелось бледное лицо Милки.

- Который? - спросил у нее Бориска.

Она молча показала на Феофана.

- А-а, старый знакомый, - проговорил Бориска и не торопясь приблизился к новому приказчику.

Феофан нагнул голову и, глядя исподлобья, угрожающе сказал:

- По какому праву врываешься в братскую келью без спросу?

Бориска сгреб его за подрясник на груди, приподнял с лавки:

- А по какому праву ты, сукин сын, по ночам к чужим бабам таскаешься?

- Отпусти! - Феофан рванулся, но не тут-то было, крепко держали его поморские руки. - Эй, люди, хватайте татя!

- Я тебе сейчас покажу "татя"! - Бориска выволок приказчика из-за стола и потащил в сени.

Феофан сучил ногами, хрипел:

- Помогите же, черти!

Старец Сувотин глядел в окно безучастным взглядом, тихо покряхтывая, усиленно тер поясницу. Дьячок Лазарка застыл с раскрытым ртом, с пера капнули и растеклись по странице жирной кляксой чернила. Вскочил было с места слуга, но на пути встал Нил, подбоченился, посмеиваясь. Тем временем, протащив Феофана через сени, Бориска приподнял его и вдарил ядреным кулачищем в грудь. Приказчик пролетел через входные двери, врезался в дощатые перила крыльца, проломил их и с грохотом рухнул на землю.