Связная Цзинь-Фын   ::   Шпанов Николай Николаевич

Но он сделал вид, будто не видит их.

- Если вы не возражаете, я хотел бы повидать связную Цзинь Фын.

Доктор Цяо, видимо, колебалась.

- Волнение может отнять у нее те слабые силы, за счет которых еще теплится жизнь, - сказала она.

Но медицинская сестра, стоявшая рядом с доктором Цяо, робко заметила:

- Цзинь Фын сказала: "Если можно, прошу вас, пусть придут ко мне мои товарищи - большие партизаны..."

При этих словах дрогнул весь строй стоявшего в прямых шеренгах отряда "красных кротов".

Госпитальный врач возразил:

- Нет, нет! Несколько человек, не больше!

Взгляд командира "красных кротов" пробежал по лицам товарищей. Он назвал имена начальника штаба, радиста и молодого бойца, который нес Цзинь Фын по подземному ходу. Ему он сказал:

- Возьмите знамя полка.

Боец наклонил древко знамени, и оно свободно прошло в дверь дома.

Последним в дом вошел, стуча костылями, бывший шаньсийский мельник, начальник разведки. Но он первым вышел обратно и, обращаясь к солдатам, негромко сказал:

- Она умерла...

Это было сказано совсем-совсем негромко, но эти слова услышали все, как если бы ветер донес их до всех ушей...

Солдаты опустили головы. Строй стоял неподвижно. Солдаты молчали. Минуты были томительно долги. Всем казалось, что их прошло уже очень много, когда на ступеньках дома появились носилки. Их высоко держали командир полка, начальник штаба, радист и молодой боец. С носилок свисали края длинного знамени.

Когда носилки опустили на землю, все увидели, что мягкие складки знамени покрывают маленькое тело с головой. Оно было неподвижно. Командарм снял шапку. По его знаку командир выстроил свой отряд, чтобы увести с поля. От строя отделились несколько солдат. Они приблизились к носилкам, на которых лежала Цзинь Фын. Знаменщик осторожно взялся за древко знамени, так что древко стало вертикально, но полотнище продолжало покрывать тело девочки. Высоко поднятые сильными руками солдат, носилки двинулись вперед. Тело девочки, как бы увлекаемое облегающими его алыми складками знамени, словно было с ним одним неразделимым целым.

В медленном, торжественном марше отряд двинулся мимо импровизированной трибуны из патронных ящиков, на которой стоял командующий.

- Скоро под это знамя придут другие солдаты, - сказал он, - чтобы дать вам возможность отдохнуть, вернуться к мирному труду, к вашим семьям. Вы передадите им это знамя, обагренное кровью ваших товарищей, павших смертью храбрых, и кровью вашей маленькой связной Цзинь Фын... Пусть боевое знамя, под сенью которого она удаляется от нас по пути вечной славы, приведет вас к окончательной победе. Это о вас сказал Мао-чжуси1: "Народ беспощаден, и если сейчас, когда враг нации вторгся в нашу родную землю, ты пойдешь на борьбу с коммунизмом, то народ вытряхнет из тебя душу. Всякий, кто намерен бороться с коммунистами, должен быть готов к тому, что его сотрут в порошок". Когда-то Мао-чжуси говорил о вершинах мачт корабля - Нового Китая, - показавшихся на горизонте. "Рукоплещите, - говорил он, - приветствуйте его". Теперь этот корабль уже тут, перед нашими взорами, - вот он, наш великий гордый корабль Нового Китая, созданный вашими руками, завоеванный вашей кровью! Солнце победы взошло над Новым Китаем и никогда больше не зайдет...

Сойдя с трибуны, командующий увидел стоящего у ее подножия высокого человека на костылях. Его худая, жилистая шея была вытянута, и рябое лицо обращено вслед последним шеренгам солдат, удалявшихся молча с опущенными к земле штыками. При взгляде на этого человека командующий участливо спросил!

- Вам тяжело?

- Когда человеку тяжело, он плачет. Но если он не может плакать, потому что все его слезы давно истрачены, ему тяжело вдвойне, - ответил начальник разведки и грустно покачал головой.