Там, за рекой (Песни черного дрозда - 2)   ::   Пальман Вячеслав

Позавчера для контроля он засыпал дорожку ровным слоем чистого снега. Сейчас на подтаявшем снегу отпечатались следы трех человек. Кто они, зачем и куда направились? На этой стороне реки зубровый заповедник - и только. Впрочем, это могли быть лесорубы, решившие пройти к леспромхозу, который расположен за невысокой грядой километрах в восьми восточней заповедной долины.

Поправив на груди карабин, Саша взял лыжи под мышку и пошел через мостик. Бревна на старой переправе поскрипывали, тросик, натянутый вместо перильцев, почернел, местами из него торчали и крючились разорванные концы. Давно пора ремонтировать.

За мостом шла дорога и начинался поселок.

Елена Кузьминична стояла на крылечке, кутаясь в шаль. Ждала. Ничего не сказала сыну, но по тому, как вздохнула - словно гору с плеч сняла, - он понял, что очень беспокоилась.

- Как там? - спросила уже в комнате, помогая снять рюкзак и куртку.

- Порядок, - сказал Саша и, бросив взгляд на трубку рации в углу комнаты, спросил: - Контора не вызывала?

- Батюшки мои, как же я сразу не сказала! - Елена Кузьминична застыла с половником в руке. - Открой шкафчик, там записка.

Саша выдвинул ящик. На листке чернели две строчки, написанные нетвердой рукой матери. "Двадцать четвертого февраля явитесь в контору заповедника, имея при себе полную выкладку. Котенко".

Это значит, с оружием. Саша держал в руках радиограмму и силился понять, что за вызов. Если хотят устроить облаву, то почему Котенко? Такие события касаются не отдела науки, а главного лесничего. Он - начальник охраны. А Котенко - зоолог.

- Наверное, в экспедицию пойдете, наверх, - подсказала мать.

- Наверно... - Саша ответил машинально, но про себя подумал, что и Котенко может стать инициатором облавы, особенно когда дело идет об оленях.

Ел он с завидной быстротой, обжигаясь борщом. Мать сидела напротив и смотрела на него с доброй улыбкой.

- Холодно наверху? - спросила она.

Саша кивнул.

- Весна только здесь, - сказал он, проглотив обед. - Там светит, но не греет. Снег будто вчера выпал, белей нейлоновой рубашки, которую ты мне купила. Как в Арктике.

- Когда ж ты теперь в контору?

- А вот сейчас отдохну и тронусь.

- А может, утром? Хоть выспишься дома.

- Я к десяти у Ростислава Андреевича уже буду. Там и высплюсь.

Елена Кузьминична стала собирать рюкзак.

Саша привык к своей работе, а мать - к его постоянным отлучкам. Провожая его, она больше не плакала, не просила остерегаться и беречь себя, потому что поняла бессмысленность этой всегдашней материнской просьбы. Чего напоминать? В горах всегда трудно и почтя всегда опасно. А у Саши нет даже собаки, способной защитить хозяина, отвести от него беду, прибежать, наконец, домой, чтобы оповестить о случившемся.

Щенка Архыза, сына Самура, еще осенью взял зоолог заповедника Котенко. Сказал, что хочет понаблюдать за этим полуволком, поучить его не столько уму-разуму, сколько любви к людям. Дома без собаки плохо. Когда Саша в отлучке, Елене Кузьминичне скучно и пусто: во дворе одни куры. Нет там милых зверят, с которыми она провела все лето. Так привыкла к ним, что, когда Саша отвел в лес и выпустил на волю олененка Хобика, а потом и озорного, подросшего медвежонка Лобика, чуть не плакала.

За окнами быстро потемнело. День прибавился пока еще очень мало, и к шести делалось сумеречно. Зажгли свет.

Саша собрал оружие, патроны, взял у матери уже готовый рюкзак, разложил по кармашкам бритву, мыло, книжку и в две минуты оделся.

- Ну... - Он остановился у дверей. Рослый хлопец с пытливыми светлыми глазами. Чуть рыжеватые волосы, высохшие, пока он обедал и собирался, лежали непричесанной копной над открытым лбом.

Лицо его, спокойное и по-ребячьи светлое, опять огорчило мать недостатком серьезности:

"Дитё.