Тысяча женихов и невест   ::   Григорьев Сергей Тимофеевич

На его немой вопрос, вернувшись, мать, облегченно вздохнув, ответила:

- Все устроено к лучшему, дружок! Ты можешь больше не волноваться за ее судьбу.

- Где она? Как вы с ней поступили, матушка?

- Очень просто, дружок! Я взяла в канцелярии генерал-губернатора бумажку и повезла девчонку к обер-полицмейстеру. Та, подлая, догадалась подобрала подол и без всякого стыда пустилась бежать по бульвару. Ну, да ее тотчас поймали, и уж теперь она, наверное, сидит за решеткой...

Изумленный Друцкой воскликнул:

- Матушка! Неужели? Неужели вы поступили так, как говорите? Я не верю...

- Что же я стану лгать тебе из-за какой-нибудь дряни?

- Не верю ушам своим! Как же с нею теперь поступят?

- Поступят, как следует: отправят в Опекунский совет, и уж там опекун разберется и определит девку к ее месту... Эдакая дерзость: ослушаться воли самой государыни, да еще кричать на всю Москву "я - царская дочь"!

- Нет, матушка, нет! - вскричал Друцкой и ринулся было вон из комнаты матери, но был остановлен ее окриком:

- Постой, сударь, постой! Не горячись. И тебе кой-что велено передать. Ступай-ка, друг мой, немедля под арест на Тверскую гауптвахту туда послали солдата и комнату тебе приготовляют. А о вольных поступках ваших будет с фельдъегерем послано государыне. Будем ждать ее милостивого решения.

- Матушка! Я должен повиноваться, если таков есть приказ. Но вы... вы, матушка, поступили жестоко и несправедливо!

- Полно, придержи-ка свой язык, сударь, да ступай с богом. А то еще наговоришь дерзостей матери и станешь потом каяться. Поверь мне, я избрала для нее и для тебя лучшую участь. Наконец-то решились вымести из Москвы сор, а то где скандал или крик, кто скандалит - "царские дети"! Ступай. Я велела для тебя заложить дрожки. Возьми-ка - вот приказ о твоем аресте, да и отдай сам коменданту.

Друцкой принял из рук матери пакет, запечатанный большой гербовой печатью генерал-губернатора, и, поникнув головой, вышел от матери.

Накинув плащ поверх флигель-адъютантского мундира, Друцкой сел на дрожки и крикнул:

- Пошел!

Рысак бешено схватился с места. Кучер знал любовь молодого князя к лихой езде. Повернув по бульвару, дрожки, не сдавая хода, взлетели в гору и помчались вдоль липовых аллей.

За Никитскими воротами Друцкой вдруг увидел впереди, что по мостовой меж двух драгунов с обнаженными саблями идет, спотыкаясь, Лейла. Внезапно решение возникло в голове офицера.

- Стой! - закричал Друцкой голосом команды, когда дрожки сравнялись с конвоем Лейлы.

В одно и то же мгновение кучер с маху осадил рысака; он, храпя, сел на задние копыта, высекая искры из-под подков.

Остановился и конвой. Лейла взглянула в лицо Друцкого - офицер прочитал во взоре Лейлы гнев и презрение.

Друцкой усмехнулся и, распахнув плащ, показал драгунам флигель-адъютантский аксельбант.

- Давай сюда приказ обер-полицмейстера! - строго крикнул Друцкой, увидя пакет за обшлагом одного из конвоиров. - Видишь, у меня приказ генерал-губернатора - доставить арестантку тотчас на Тверскую гауптвахту.

Друцкой показал драгуну именную генерал-губернаторскую печать на своем пакете и дал прочесть адрес на пакете: "Его высокородию господину коменданту Тверской гауптвахты. Весьма спешное".

Старший конвоир отдал свой пакет Друцкому и вложил саблю в ножны. Друцкой схватил девушку и, посадив на дрожки перед собой, прикрыл полой плаща.

Драгун откозырял Друцкому.

- На Ямское поле! - приказал кучеру Друцкой. - К Андрею!

Обгоняя тяжелые дорожные экипажи, в облаке едкой горячей пыли дрожки мчались по Тверской-Ямской. Обнимая Лейлу, Друцкой напрасно думал разбудить в ней тепло приязни. Девушка была суха и холодна и ни одним движением, ни одним взглядом не выразила благодарности.