В лесах (Книга 2, часть 3)   ::   Мельников-Печерский Павел Иванович

- Боюсь, матушка, гнева бы на себя не навести... И то на вознесенье от Петра Спиридоныча письмо получил - выговаривает и много журит, что долго замешкался... В Москве, отписывает, много дела есть... Сами посудите,- могу ли я?

- Завтра же напишу Петру Спиридонычу,- перебила Манефа.- И к Гусевым напишу, и к матушке Пульхерии. Ихнего гнева бояться тебе нечего - весь на себя сниму.

- Искушение!..- со вздохом молвил Василий Борисыч.- Опасаюсь, матушка, вот как перед истинным Христом, опасаюсь. - Ин вот что сделаем,- сказала Манефа,отпишу я Петру Спиридонычу, оставил бы он тебя в скитах до конца собраний и ответил бы мне беспременно с первой же почтой... Каков ответ получим, таково и сотворим. Велит ехать - часу не задержу, остаться велит - оставайся... Ладно ли так-то будет? - Нечего делать,- пожав плечами, ответил Василий Борисыч и будто случайно кинул задорный взор на Устинью Московку. А у той во время разговора московского посла с игуменьей лицо не раз багрецом подергивало. Чтобы скрыть смущенье, то и дело наклонялась она над скамьей, поставленной у перегородки, и мешкотно поправляла съехавшие с места полавошники.

- А тем временем мы работы для подаренья Василью Борисычу кончим,- молвила Фленушка.

- А вы на то не надейтесь, работайте без лени да без волокиты,- молвила Манефа.- Не долго спите, не долго лежите, вставайте поране, ложитесь попозже, дело и станет спориться. На ваши работы долгого времени не требуется, недели в полторы можете все исправить, коли лениться не станете... Переходи ты, Устинья, в келью ко мне, у Фленушки в горницах будете вместе работать, а спать тебе в светелке над стряпущей... Чать, не забоишься одна?.. Не то Минодоре велю ложиться с тобой.

Радостью глазки у Василья Борисыча сверкнули. Та светелка рядом была с задней кельей, куда его поместили. Чуть-чуть было он вслух не брякнул своего: "искушенье!"... А Устинья застенчиво поднесла к губам конец передника и тихо промолвила:

- Чего ж, матушка, бояться во святой обители?

- Скажи матери Ларисе - указала я быть тебе при мне,- сказала Манефа.Сегодня же перебирайся.

До земли поклонилась Устинья Московка игуменье. Честь великая, всякой белице завидная - у игуменьи под крылышком жить.

- А я бы, матушка, если благословите, сегодня же под вечерок в путь бы снарядился! - молвил Василий Борисыч. - Куда бог несет? - спросила Манефа.

- Имею усердие отцу Софонтию поклониться,- ответил Василий Борисыч.Завтра, сказывают, на его гробнице поминовение будет, так мне бы оченно желательно там побывать.

- Доброе дело, Василий Борисыч, доброе дело.- одобряла московского посланника Манефа.- Побывай на гробнице, помяни отца Софонтия, помолись у честных мощей его...Великий был радетель древлего благочестия!.. От уст его богоданная благодать яко светолучная заря на Керженце и по всему христианству воссияла, из рода в род славна память его!.. Читывал ли ты житие-то отца Софонтия?

- Не приводилось, матушка,- ответил Василий Борисыч.- Очень оно редкостно... Сколько книг ни прочел, сколько "сборников" да "цветников" на веку своем ни видал, ни в одном Софонтиева жития не попадалось.

- Сказание о житии и жизни преподобного отца нашего Софонтия и отчасти чудес его точно что редкостно; мало где найдется его,- молвила Манефа.- Ты послушай-ка, вот я расскажу тебе про него, про нашего керженского угодника, про скитского молитвенника преподобного и богоносного отца нашего Софонтия...

Был священноиноком в Соловецкой киновии, крещение имел старое, до патриарха Никона, хиротонию же новую, от новгородского Питирима... Пришел отец Софонтий в здешние страны и поставил невеликий скиток неподалеку от Деянова починка, в лесу. Первый он был в здешних лесах священник новой хиротонии... С него и зачалось "бегствующее" от великороссийской церкви священство...