В море !   ::   Станюкович Константин Михайлович

Любовь не забава, а обязательство, по крайней мере для порядочного человека, ради которого женщина "всем пожертвовала", - значительно подчеркнула адмиральша.

Для избежания грозившего вслед затем "шквала с дождем", как называл лейтенант Скворцов истерики со слезами, - тем более, что адмирала не было дома, - пришлось поспешно "убрать все паруса" и объяснить, что он говорил так, "вообще", "теоретически", и прильнуть к маленькой, выхоленной, необыкновенно "атласистой", благодаря вазелину, ручке, на мизинце которой сверкал красивый бриллиант, напоминавший о векселе, по которому Скворцов уже год платил "небольшие" проценты.

"Как тут ни вертись, а бамбук!" - размышлял, вотще отыскивая выход, молодой человек. Действительно, ведь она для него "всем пожертвовала" и "испытывала муки", обманывая своего "доброго и благородного Ванечку", адмирала-мужа. И это она не раз говорила. И вдруг он, единственное ее утешение в жизни, которое она любила и мучила за все свои пожертвования, так-таки бросит бедную женщину? Ведь в самом деле это было бы довольно-таки подло с его стороны, пожалуй еще даже подлей, чем ставить рога простофиле Ивану Ивановичу, который, по-видимому, ни о чем не догадывается и необыкновенно ласков с лейтенантом.

"Ах, если б она вдруг меня разлюбила! Ах, если б удрать в плавание!"

Но и то, и другое казалось несбыточным.

В таком скорбном состоянии духа у Скворцова явилась идея: сегодня же ехать в Петербург к своему товарищу и другу, лейтенанту Неглинному, с которым он всегда советовался во всех затруднительных случаях жизни, поговорить с ним о своем каторжном положении и занять, если можно, рублей двадцать пять, чтобы заплатить за квартиру и снести проценты.

Эта идея несколько подбодрила упавшего было духом Скворцова. Он спрыгнул с постели, оделся и, просунув голову в двери, выходящие в коридор, крикнул:

- Бубликов!

На зов через минуту явился вестовой Бубликов, заспанный молодой матросик в казенной форменной рубахе, довольно неуклюжий, рыхлый и мягкотелый, с простоватым выражением круглого, простодушного лица деревенского парня, недавно взятого от сохи и еще не оболваненного ни городом, ни службой. Этот Бубликов прослужил у Скворцова осень и зиму и теперь доживал последние дни, назначенный в плавание, что ему не особенно улыбалось, так как он предпочитал спокойную жизнь вестового на берегу треволнениям и муштровке морской, неведомой ему, жизни.

- Продрал глаза, Бубликов? Или еще спишь?

- Никак нет, ваше благородие, - отвечал, ухмыляясь, вестовой.

- Ну, так слушай, что я буду говорить. Живо самовар! Да вычисти хорошенько жилетку, сюртук и штаны... Новые... понял?

- Понял, ваше благородие, - проговорил Бубликов, внимательно и напряженно слушая.

- А в саквояж... Знаешь саквояж?

- Мешочек такой кожаный, ваше благородие.

- Так в этот самый мешочек положи, братец, чистую сорочку крахмаленную и другую - ночную, полотенце и два носовых платка... Еду в Петербург... Если кто будет спрашивать, скажи, завтра к вечеру приеду назад. Все понял?

- Все понял, ваше благородие. А к чаю плюшку брать?

- А ты думал, что по случаю отъезда плюшки не надо? - рассмеялся Скворцов.

- Точно так. Полагал, что в Питере будете кушать.

- А ты все-таки возьми и себе булку возьми...

Вестовой ушел, и лейтенант тщательно занялся своим туалетом.

В то время, как он, без рубашки, усердно мылил себе шею, в комнату вошла и тотчас же с легким криком выбежала квартирная хозяйка, вдова чиновника, госпожа Дерюгина. Узнавши от вестового, что жилец уезжает в Петербург, она благоразумно спешила получить за квартиру деньги, зная, что после поездки в Петербург господа офицеры всегда бывают без денег.