Вечное движение (О жизни и о себе)   ::   Дубинин Николай Петрович

С попутчиками добрался до Сергиевска, залез на товарную платформу и поехал в Самару.

Но и в Самаре пришлось голодать. Всегда тянуло там на Хлебную площадь, одно название которой, словно запах, неудержимо влекущий, напоминало о пустом желудке. На этой площади был знаменитый базар, где нам, беспризорникам, удавалось иногда что-либо поесть. Через некоторое время на этом базаре меня захватила облава, и я попал в Самарский детский распределитель, куда с улицы собирали мальчишек, грязных, голодных, бездомных ребят.

В детском распределителе маленьких безжалостно били и заставляли прислужничать более взрослые ребята, а мне тогда исполнилось всего лишь 12 лет. Нередко сверкали лезвия раскрытых ножей. Были подонки, которым унижение маленьких доставляло наслаждение. Дно жизни в эти тяжелые дни раскрылось перед нами, оно издевалось и угрожало нашим телам и душам. Воспитатели мало занимались ребятами. Помню, все же мы получили тогда чистое белье, помылись, в какой-то мере избавились от вшей. Нам показали, где стоят наши кровати.

Мы жили двойной жизнью. Одна жизнь шла на глазах воспитателей, другая жизнь была тайной, с иерархией сильных и слабых, где слабые постоянно голодали и получали бесконечные колотушки и унижения от вожаков. Я и еще двое ребят не смирились с таким унижением. Мы решили бежать. Многие ребята в распределителе говорили: "Придет тепло, и не будет нас здесь". Но мы не дождались настоящего тепла, в апреле пробрались на станцию, влезли в тамбур проходящего товарного поезда и поехали. Так, в тамбурах и на крышах, меняя поезда, побираясь на станциях, дней за десять - двенадцать доехали мы до Москвы. Она показалась нам тогда громадной, мрачной.

Советская Россия переживала самое тяжелое время. Республика Советов, превращенная в военный лагерь, была сжата кольцом фронтов. Красная Армия с величайшим напряжением отражала натиск объединенных сил интервентов и внутренней контрреволюции.

В это время трудно было жить в Москве всем, а нам, беспризорным ребятам, особенно. По ночам мы прятались от холода в канализационных котлах или в подвалах. По утрам вылезали измазанные, грязные. Днем разными путями добывали себе еду и на ночь опять залезали в свои норы. Ночевали в центре, где-то в районе Никитских ворот, бывали на Неглинной, на Лубянской площади и в других местах.

Однажды мы были привлечены движением и шумом на улицах у Красной площади, по ним шли люди со знаменами. Мы также побежали на площадь. Побывали на ней, наверно, повсюду. Наше внимание привлекла большая черная машина. Несколько ребят, в том числе и я, подбежали к этой машине. От нее была видна вся Красная площадь. Нас хотели было прогнать от машины, но в ней сидел человек, который оказался добрым. Он сказал, чтобы нас не трогали, после этого мы прочно устроились и смотрели на проходящие колонны по Красной площади. Оказалось, что это было празднование 1 Мая 1919 года.

Какое-то время спустя группа военных выудила нас из котла и повела к большому дому на Лубянке. В хорошей комнате военные говорили с нами, убеждали, что пора бросить жизнь на улице и отправиться в детский дом. Мы согласились: шляться нам уже порядочно надоело. Меня с группой ребят отправили обратно в Самару.

Прошедшие десятилетия, разумеется, стерли из памяти детали беспризорного детства, но события, связанные с посещением ЧК на Лубянке, остались незабываемыми. Расстояние до здания ЧК небольшое, не успев опомниться, мы очутились в каком-то кабинете. Здесь стали беседовать с каждым из нас в отдельности. Узнав, что я сбежал из детского дома в Самаре, один из тех, кто привел нас, спросил: "Хочешь обратно или в другой детский дом?" Этот вопрос задал мне человек, который по возрасту казался старше других и, судя по всему, был главным.