Вознесение (Роксолана, Книга 1)   ::   Загребельный Павел

- О достойный, - снова заскулил Синам-ага, - не надо смотреть на лицо этой гяурки, ибо что в том лице? Когда она разденется, то покажется тебе, что совсем не имеет лица из-за красоты того, что скрыто одеждой.

- Так показывай то, что скрыто у этой дочери диких роксоланов! Ты ведь роксолана? - обратился он уже к девушке и протянул руку, чтобы взять ее за подбородок.

Девушка вскочила на ноги, отшатнулась от Грити, но не испугалась его, не вскрикнула от неожиданности, а засмеялась. Может, смешон был ей этот глазастый турок с толстыми усами и пустой бородой?

- Не надо ее раздевать, - неожиданно сказал Ибрагим.

- Но ведь мы должны посмотреть на эту роксоланку, чтобы знать ее истинную цену! - пробормотал Луиджи. Он схватил один из светильников и поднес его к лицу пленницы.

- Не надо. Я куплю ее и так. Я хочу ее купить. Сколько за нее?

Незаметно для себя он заговорил по-итальянски, и то ли эта странная девчушка поняла, о чем речь, то ли хотела выказать свое возмущение нахальным присвечиванием, к которому прибегнул Грити, она громко, с вызовом засмеялась прямо в лицо Луиджи и звонким, глубоким голосом бросила ему фразу на языке, показавшемся Ибрагиму знакомым, но непонятным.

- Что она говорит? - спросил он у Грити.

- Квод тиби, мулиер? - не отвечая обратился Луиджи к девчушке на том же языке, отводя руку со светильником и приглядываясь к ней теперь не только с любопытством, но и с удивлением.

Но девчушка, выпалив свою странную фразу, снова засмеялась и уже не говорила ничего больше, с некоторым даже пренебрежением сморщила свой хорошенький носик и заслонилась белой рукой от светильника, который Грити вновь приблизил на расстояние слишком неприятное.

- Вообразите себе, она говорит по-латыни! - воскликнул Грити, обращаясь у Ибрагиму.

- Что же тут странного? Она, наверное, училась у себя дома. Мы ничего не знаем о ней. Может, она из богатой семьи.

- Вы не знаете, что именно она сказала!

- Что же именно?

- Это один из канонических вопросов католических священников, исповедующих женщин. Довольно грубый и непристойный для столь нежных уст.

- А в устах ваших священников он не кажется вам слишком непристойным?

- Они исполняют свой долг. И они грубые мужчины. А это нежное создание. Ты, вонючий барышник, - крикнул он Синам-аге, - что за товар нам подсовываешь? Где купил эту беспутницу? Из-под какого просмердевшего развратника ее вытащил?

- Валлахи! - приложил руку к груди Синам-ага. - Эта девушка чиста, как утренний цветок, искупанный в росе. Она так же нетронута, как...

- Я покупаю ее, - прервал его разглагольствования Ибрагим.

- Бей эфенди верит старому Синам-аге?

- Я покупаю эту девушку, - повторил Ибрагим уже с нетерпением. Сколько за нее?

- Пятьсот дукатов, бей эфенди, - быстренько проговорил Синам-ага.

- Даю тысячу, - небрежно кинул Ибрагим.

- Бей эфенди хочет назвать двойную цену? Но это надлежит делать мне. Купец должен называть двойную цену, чтобы дойти до истинной не торопясь, поторговавшись всласть и вволю, иначе как можно сберечь себя для служения делу, на котором держится мир?

- В самом деле, - вмешался несколько удивленный таким ходом их приключения Грити, - она обошлась мне, как свидетельствует Синам-ага, всего лишь в пятьсот дукатов. Ясное дело, старый негодник обманывает нас, как он это всегда делает, - ведь за такие деньги можно купить трех черкешенок из княжеского рода, но пусть уж будет так.

- Я хочу, чтобы Синам-ага заработал, поэтому даю тысячу. - Ибрагим заслонил собой девушку от Грити и турка, шагнул к ней, она засмеялась ему еще более дерзко и с еще большим вызовом, чем перед тем Луиджи.