Жизнь художника (Воспоминания, Том 1)   ::   Бенуа Александр

Торжественные иллюминации устраивались здесь ежегодно, но обыкновенно они устраивались по однообразному, раз выработанному шаблону и все потребные для нее деревянные части с приделанными к ним шкаликами, хранились в специальном месте, в парке близ Царской пристани, причем некоторые, особенно громоздкие и высокие, торчали из-за высокого дощатого забора. Ребенком я поглядывал на них с тем же волнением, с каким разглядывал те театральные кулисы, которые иногда появлялись на площади около Мариинского и Большого театров перед тем, чтобы их увезти в особый склад. Однако, в 1876 г. иллюминация, повод которой мне неизвестен (не было ли то чествование какого-либо принца или иностранного монарха?) была необыкновенно грандиозная, и вот почему она мне запомнилась с особой отчетливостью. "Бабушкина" дача находилась как раз не в далеком расстоянии от главной и центральной части этого праздника. Стоило пройти мимо большой готической дачи, тротуар которой состоял из свинцовых плит с гербами, стоило дойти до площади перед главными воротами Верхнего сада и обогнуть другую, тоже "готическую" дачу наших друзей Черемисиновых, как мы уже были там у самых приготовлений праздника, на берегу того пруда, на островках которого - Царицыном и Ольгином - стоят затейливые царские павильоны. Уже за неделю до праздника берега пруда были завалены бревнами, сваями и досками и всюду мужики в краевых и голубых рубахах строгали, пилили, рубили. Туда же на телегах прибывали готовые, хитро выпиленные, щиты с набитыми на них расписанными холстами.

По мере установки этих огромных "кулис", превышавших местами высоту деревьев по берегам пруда, выяснялось, что эти щиты представляют знаменитейшие дворцы и храмы Европы. Я был особенно обрадован, когда среди них узнал хорошо мне знакомый дворец Дожей с двумя, стоящими около него колоннами. Из уст старших я слышал довольно строгую критику этой гигантской, обступавшей весь пруд, декорации; говорилось, что эти памятники "до смешного" уменьшены и уродливо упрощены, но меня зрелище, выросшего на петергофской почве Венецианского дворца только радовало и восхищало.

Во время хода работ можно было в течение нескольких дней изучить и закулисную сторону этой театральной затеи. Лицевой стороной дворцы и храмы были повернуты к пруду и к его островам (на одном из которых должно было состояться вечернее угощение членов царской семьи и двора) на алееи же, огибавшие пруд, выходили оборотные стороны или "спины" этих кулис и те массивные, сложные конструкции, которые их подпирали. Подойдешь к такому щиту сзади, с аллеи и ничего, кроме стропил, досок и бревен не видишь, а пройдешь мимо него к самому берегу и в промежутке между двумя кулисами открывается противоположная картина, приобретавшая с каждым днем всё более законченный вид. Это ли не была потеха и "сюрприз". Тут и мой Палаццо Дукале стал совсем, как настоящий, колонны его галерей казались круглыми, балкон выпятился вперед, скульптурные украшения лепились до полной иллюзии...

Однако самой иллюминацией простым смертным, не приглашенным на гала на Царицыном острове, пришлось любоваться таким же "закулисным" образом, т. е. пробираясь между подпорками по довольно топкому берегу. Тут получалась еще та неприятность, что от ближайших фонарей-шкаликов, мериадами уснащавших все архитектурные линии декораций, шел нестерпимый жар и одновременно горевшее в них сало распространяло довольно тяжелый запах. Зато, если выйти к самой воде, зрелище получалось сказочное. При свете фонарей и шкаликов дворцы и храмы вовсе уже не казались маленькими и ничтожными.