Зодчие   ::   Волков Александр

- Говорят монахи, придет к ним с весны артель каменную церковь ставить.

Лица мужиков омрачились.

- Не было печали... - прошептал Егор Дубов. - Старых мало?

- Изветшали, вишь, того гляди обвалятся...

- Эх, - безнадежно махнул рукой староста, - теперь пойдет! То ли будем, то ли не будем сеять этот год. Уж я знаю, подводами замучают: кирпич вози, лес вози...

- Вот оно, мужицкое житье: как вставай, так за вытье! - произнес Ляпун и, кряхтя, поднялся с лавки. - Прощевайте, дорогие соседушки!

Он шагнул к двери, за ним Егор с Тишкой.

- Милости просим нас не забывать! - кланялись хозяева.

С этого вечера выздоровление Андрюши пошло быстро. Понемногу он начал ходить по избе, с трудом держа на плечах большую, не по возрасту, голову с высоким выпуклым лбом.

Ребята смеялись на Андрюшей: не голова - котел!

- Голова, вишь, к богатырю метила, а к тебе попала!

- А может, я богатырь и есть? - спрашивал Афимью тонким голоском маленький Андрюша.

Мать горько усмехалась:

- Богатыри, сынок, ведутся не от нашего порождения, а от княжьего да боярского...

Вот за эту-то несоразмерную свою голову Андрюша еще в раннем детстве получил прозвище Голован.

Большую Андрюшину голову покрывали густые темные вихры. С непокорными волосами сына Афимья не могла справиться. Немало масла извела - и всё без пользы. Прохожая странница посоветовала:

- А ты двенадцать вечеров подряд медвежий жир втирай: мягчит, родимая!

Но и медвежий жир, не переводившийся в доме охотника, не помог.

Глава III

ПЕРВЫЕ ТРУДЫ

Когда Андрюша почувствовал, что руки его окрепли, он сказал:

- Мамынька, дай доску - рисовать стану.

Афимья уронила радостную слезу.

- Уж коли рисовать берешься, значит и вправду на поправку пошло...

Дарование Андрюши Ильина проявилось рано.

Мальчик видел красоту там, где другие равнодушно проходили мимо. Андрюша собирал вырезанные лапчатые листья клена, опавшие осенью: он выкладывал из них красивые узоры. Игра солнечных пятен на лужайке под старым дубом заставляла Андрюшу забывать всё на свете. Как зачарованный стоял он и смотрел, смотрел...

Родители ходили к обедне в Спасо-Мирожский монастырь. Андрюша уставал за долгой и скучной церковной службой; он уходил на кладбище срисовывать каменные надгробия.

Удачные рисунки отец сберегал. Лучший плотник в окрестностях Пскова, Илья Большой вырезал на досках любые узоры, деревянными кружевами украшал карнизы крыш, ворота, наличники окон. Искусство сына он понимал и ценил.

Когда Андрюше исполнилось десять лет, отец стал брать его на работу.

- Приучайся, сынок! Мы, плотники, как дятлы, век по дереву постукиваем...

Мальчик полюбил ранние выходы из дому. Весело было шагать по скрипучему снегу за высоким, сильным отцом, приятно ощупывать заткнутый за пояс, как у заправского плотника, топорик...

Мышцы у Андрюши окрепли, развился глазомер, рука привыкла отесывать бревно точно, по нитке.

Больше всего любил мальчик крыть с отцом крыши. Ему нравились смешные плотничьи слова, которым раньше придавал он совсем иной смысл.

Бык на селе большой, рыжий, злой; не раз мальчишки спасались от него за заборами. А тятька ставит "быки" на сруб, врубая один конец в "подкуретник" - верхнее бревно стены, а другой в "князевую слегу" венчающий брус крыши.

Еще занятнее называл отец крайние стропила крыши: "курицы". Длинный брус курицы внизу заканчивался изогнутым корнем, предназначенным поддерживать водосток.

- Тятенька, корень мне обтесывать! - всегда договаривался Андрюша.

Отец давал ему волю. Плотно сжав губы, почти не мигая, мальчик всматривался в очертания корня. В такие мгновения он не видел окружающее. И чудилось ему, что из дерева проступает невиданная птичья голова или морда страшного зверя...

- Поймал! Поймал тебя! - торжествующе вскрикивал Андрюша и начинал работать.