Басни   ::   Крылов Иван Андреевич

Ручей



Пастух у ручейка пел жалобно, в тоске,

Свою беду и свой урон невозвратимый:

Ягнёнок у него любимый

Недавно утонул в реке.

Услыша пастуха, Ручей журчит сердито:

«Река несытая! что, если б дно твоё

Так было, как моё,

Для всех и ясно и открыто

И всякий видел бы на тинистом сем дне

Все жертвы, кои ты столь алчно проглотила?

Я, чай бы, со стыда ты землю сквозь прорыла

И в тёмных пропастях себя сокрыла.

Мне кажется, когда бы мне

Дала судьба обильные столь воды,

Я, украшеньем став природы,

Не сделал курице бы зла:

Как осторожно бы вода моя текла

И мимо хижинки и каждого кусточка!

Благословляли бы меня лишь берега,

И я бы освежал долины и луга.

Но с них бы не унёс листочка.

Ну, словом, делая путём моим добро,

Не приключа нигде ни бед, ни горя,

Вода моя до самого бы моря

Так докатилася чиста, как серебро».

Так говорил Ручей, так думал в самом деле.

И что ж? Не минуло недели,

Как туча ливная над ближнею горой

Рассеялась:

Богатством вод Ручей сравнялся вдруг с рекой;

Но, ах! куда в Ручье смиренность делась?

Ручей из берегов бьёт мутною водой,

Кипит, ревёт, крутит нечисту пену в клубы,

Столетние валяет дубы,

Лишь трески слышны вдалеке;

И самый тот пастух, за коего реке

Пенял недавно он таким кудрявым складом,

Погиб со всем своим в нём стадом,

А хижины его пропали и следы.

Как много ручейков текут так смирно, гладко

И так журчат для сердца сладко,

Лишь только оттого, что мало в них воды! [42]

1811



X. Лисица и Сурок



«Куда так, кумушка, бежишь ты без оглядки?» —

Лисицу спрашивал Сурок.

«Ох, мой голубчик-куманёк!

Терплю напраслину и выслана за взятки.

Ты знаешь, я была в курятнике судьёй,

Утратила в делах здоровье и покой,

В трудах куска не доедала,

Ночей не досыпала:

И я ж за то под гнев подпала;

А всё по клеветам. Ну, сам подумай ты:

Кто ж будет в мире прав, коль слушать клеветы?

Мне взятки брать? да разве я взбешуся!

Ну, видывал ли ты, я на тебя пошлюся,

Чтоб этому была причастна я греху?

Подумай, вспомни хорошенько».

«Нет, кумушка; а видывал частенько,

Что рыльце у тебя в пуху».

Иной при месте так вздыхает,

Как будто рубль последний доживает:

И подлинно, весь город знает,

Что у него ни за собой,

Ни за женой, —

А смотришь, помаленьку

То домик выстроит, то купит деревеньку.

Теперь, как у него приход с расходом свесть,

Хоть по суду и не докажешь,

Но как не согрешишь, не скажешь:

Что у него пушок на рыльце есть. [43]

1813



XI. Прохожие и Собаки



Шли два приятеля вечернею порой

И дельный разговор вели между собой,

Как вдруг из подворотни

Дворняжка тявкнула на них;

За ней другая, там ещё две-три, и вмиг

Со всех дворов Собак сбежалося с полсотни.

Один было уже Прохожий камень взял.

«И, полно, братец! – тут другой ему сказал, —

Собак ты не уймёшь от лаю,

Лишь пуще всю раздразнишь стаю;

Пойдём вперёд: я их натуру лучше знаю».

И подлинно, прошли шагов десятков пять,

Собаки начали помалу затихать,

И стало, наконец, совсем их не слыхать.

Завистники, на что ни взглянут,

Подымут вечно лай;

А ты себе своей дорогою ступай:

Полают, да отстанут. [44]

1813-1814



XII. Стрекоза и Муравей



Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол и дом.

Всё прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настаёт;

Стрекоза уж не поёт:

И кому же в ум пойдёт

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползёт она:

«Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!»

«Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?» —

Говорит ей Муравей.