Булат Окуджава - поэтический сборник   ::   Окуджава Булат

От любови твоей вовсе не излечишься, сорок тысяч других мостовых любя. Ах, Арбат, мой Арбат,

ты - мое отечество, никогда до конца не пройти тебя.

1959

ЖИВОПИСЦЫ

Живописцы, окуните ваши кисти в суету дворов арбатских и в зарю, чтобы были ваши кисти словно листья. Словно листья,

словно листья к ноябрю.

Окуните ваши кисти в голубое, по традиции забытой городской, нарисуйте и прилежно и с любовью, как с любовью мы проходим по Тверской.

Мостовая пусть качнется, как очнется! Пусть начнется, что еще не началось! Вы рисуйте, вы рисуйте,

вам зачтется... Что гадать нам:

удалось - не удалось?

Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы, наше лето, нашу зиму и весну... Ничего, что мы - чужие.

Вы рисуйте! Я потом, что непонятно, объясню.

1959

x x x

Когда затихают оркестры Земли и все музыканты ложатся в постели, по Сивцеву Вражку проходит шарманка смешной, отставной, одноногий солдат.

Представьте себе:

от ворот до ворот, в ночи наши жесткие души тревожа, по Сивцеву Вражку проходит шарманка, когда затихают оркестры Земли.

1959

АРБАТСКИЙ ДВОРИК

...А годы проходят, как песни. Иначе на мир я гляжу. Во дворике этом мне тесно, и я из него ухожу.

Ни почестей и ни богатства для дальних дорог не прошу, но маленький дворик арбатский с собой уношу, уношу.

В мешке вещевом и заплечном лежит в уголке

небольшой, не слывший, как я, безупречным тот двор с человечьей душой.

Сильнее я с ним и добрее. Что нужно еще?

Ничего. Я руки озябшие грею о теплые камни его.

1959

ДЖАЗИСТЫ

С.Рассадину

Джазисты уходили в ополченье, цивильного не скинув облаченья. Тромбонов и чечеток короли в солдаты необученные шли.

Кларнетов принцы, словно принцы крови, магистры саксофонов шли,

и, кроме, шли барабанных палок колдуны скрипучими подмостками войны.

На смену всем оставленным заботам единственная зрела впереди, и скрипачи ложились к пулеметам, и пулеметы бились на груди.

Но что поделать, что поделать, если атаки были в моде, а не песни? Кто мог тогда их мужество учесть, когда им гибнуть выпадала честь?

Едва затихли первые сраженья, они рядком лежали. Без движенья. В костюмах предвоенного шитья, как будто притворяясь и шутя.

Редели их ряды и убывали. Их убивали, их позабывали. И все-таки под музыку Земли их в поминанье светлое внесли, когда на пятачке земного шара под майский марш, торжественный такой, отбила каблуки, танцуя, пара за упокой их душ.

За упокой.

1959

РОДИНА

Говоришь ты мне слово покоя. Говоришь ты мне слово любви. Говоришь ты мне слово такое, восхищенное слово "Живи!".

Я тобою в мучениях нажит, в долгих странствиях каждого дня. Значит, нужен тебе я и важен, если ты позвала вдруг меня.

Говоришь ты мне долгие сроки. Говоришь ты мне слово "Твори!". Мои руки - они твои слуги, не мои они слуги - твои.

И твое меня греет дыханье. Значит, с празднествами и бедой, с мелочами моими, с грехами я единственный, праведный, твой.

Значит, люб я тебе хоть немного, если, горечь разлуки клубя, говоришь ты мне слово "Тревога!", отрываешь меня от себя.

И наутро встаю я и снова отправляюсь в решительный бой... Остается последнее слово. Оставляю его за собой.

1959

Опустите, пожалуйста, синие шторы.

Опустите, пожалуйста, синие шторы. Медсестра, всяких снадобий мне не готовь. Вот стоят у постели моей кредиторы молчаливые: Вера, Надежда, Любовь.

Раскошелиться б сыну недолгого века, да пусты кошельки упадают с руки... Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, остаются еще у тебя должники!

И еще я скажу и бессильно и нежно, две руки виновато губами ловя: - Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда, есть еще на земле у тебя сыновья!

Протяну я Любови ладони пустые, покаянный услышу я голос ее: - Не грусти, не печалуйся, память не стынет, я себя раздарила во имя твое.