Галоши счастья   ::   Рощин Михаил Михайлович

Что ж это значит?

Штоп. На конюшню пришли, – уж и плечо ему под­ставил, и подсадил, а он, прости господи, как баба, как мужик какой, мешком плюхнулся, сам в поту, глаза на лоб! А Изумруд, конечно… ему такой-то седок – тьфу! Брык! – и сбросил. А виноватый – обратно я! Раз! Раз!

Учитель. Странно.

Штоп. Не умеет. Богом вам клянусь!.. Карабкается на коня, как обезьяна какая, а сам бормочет: «Эх, вело­сипед бы!» Что за велосипед?!

Учитель. Очень странно.

Штоп. Не выдавайте, святой отец! Убьет он меня!.. Ой! Идет! (Убегает.)

Появляются Хустен в королевском обличье и Урсула – сгорб­ленной знахаркой. И – мимоходом Фея счастья.

Фея счастья (Урсуле). Что вы здесь делаете? Вы же Фея печали!

Фея печали (грубо). Не лезь! Не лезь, когда не спрашивают!

Хустен. Ну думай, бабушка, думай! Какая ж ты колдунья – два дня ходишь, ничего придумать не мо­жешь? Ну!

Урсула. Оливки фаршированные!

Хустен. А, было!

Урсула. Лягушачьи лапки в сметане!

Король с досадой отмахивается.

… Жареные муравьи!

Опять не то.

…Мурена копченая!

Опять не то.

…Винегрет.

Не годится.

Ну не знаю, что вы тут едите!

Хустен. Да не мы! Не мы! Я сорок пять лет на пре­столе, мне кружку молока, сыру, да и ладно! Мясо раз в неделю ем… Принц! Ни разу в жизни не попробовал двух одинаковых блюд! Во! Вся Европа знает! Еще в дет­стве бывало: «Гансик! Гансик! Скушай то, скушай это!» – «Не буду, и все!.. Не хочу, не буду! Не хочу, не буду!» Шуты на голове стоят, музыканты играют, куклы, мультишки всякие. «За папу, Гансик! За маму! За веру, за отечество!» И что? Гансик – блюдо об пол, шута по мор­де, мать, ее величество, царствие ей небесное, за нос, за волосы, – не буду, не хочу, и все!.. А в младенчестве, веришь ли, кормилиц каждый день меняли. Вся Европа знает!

Урсула. Ну, это баловство!

Хустен. Да, конечно! Сами избаловали! Но тоже, знаешь, ведь один-единственный сынок, наследник, – тоже не баран начихал… Ну, придумала?

Урсула. Может, черепа…

Хустен. Суп черепаховый? А! У нас его и солдаты не едят!.. Да, бабушка, я тебе скажу! Все было! Цветы, травы, моллюски эти всякие, птицы, корни, побеги, мо­локо китов, молуки угрей, паровое, заливное, жареное, пареное! И что? Фараоны того не едали, императоры византийские – все! Кочевники в пустынях, дикари на островах – всё попробовали, всё ели! Голова пухнет! Армию забросил, финансы расстроены, просвещением не зани­маюсь, одна беда, ночей не сплю: чем кормить? Как кормить?

Урсула. А иные весь век макают пресный хлеб в пустую воду.

Хустен. Ну, моя дорогая, каждому свое. Один дума­ет: что поесть, а другой: что бы еще поесть?.. И я те­бе скажу: одна задача не проще другой… Ну? Надумала?

Урсула. Может, это?..

Хустен. Ну?

Урсула. Может, яичницу с сосисками?

Хустен. Это что такое?

Урсула. Яичницу не знаете? Ну, яичница. (Пока­зывает.) Разбил яйцо и на сковородку.

Хустен. Погоди, погоди, как это? (Соображает.)

Урсула. А сосиски… это, ну, колбаски такие…

Хустен. Колбаски? Что за колбаски?.. Ну-ка, ну-ка!.. Эй, повара! Эй, люди!… За мной, старая! Озолочу!

Тянет за собой Урсулу. Оба убегают.

Учитель. Нет, надо меры принимать. Полное падение. Надо к папе ехать. Папа им задаст!

Смех, музыка. Учитель скрывается. Вбегают Губерт-шут и разодетый Нэф. Играют на ходу мячом для регби.

За ними – в сдержанно-роскошном наряде, развинченный, скучающий и капризный Ганс. Его сопровождает ученый Астролог. (Прохожий из первой картины.) Следом – принаряженные Мария и Дама-приемщица.

Слуга несет поднос с кубками.

Губерт (поет).

Живешь себе, порхаешь,

Как бабочка-монах,

И не подозреваешь,

Не знаешь, не гадаешь

И не подозреваешь:

Уже

Идет

Монах.