Кавказский пленник   ::   Пушкин Александр Сергеевич

«Пылкий Цицианов», Котляревский, «бич Кавказа» Ермолов, от приближения которого «Восток подъемлет вой», — в них молодой романтик искал живого воплощения того же идеала «романтического героя», который, по его словам, и «ужаса людей и славы был достоин».

Романтический стиль, созданный Пушкиным в «Кавказском пленнике», надолго сделался образцом стиля всех романтических поэм.

Несмотря на критические высказывания Пушкина по поводу своей поэмы, он все же любил ее. В черновом варианте его письма к Н. И. Гнедичу от 29 апреля 1822 г. читаем: «Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет „Кавказского пленника“, но, признаюсь, люблю его, сам не зная за что; в нем есть стихи моего сердца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу». В 1829 г. в «Путешествии в Арзрум» он писал: «Здесь [13] нашел я измаранный список «Кавказского пленника» и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно».

«Кавказский пленник» посвящен Н. Н. Раевскому (сыну героя Отечественной войны 1812 г.), близкому другу молодого поэта, поддержавшему его во время тяжелых событий весны 1820 г., предшествовавших ссылке на юг. «Ты знаешь нашу тесную связь, — писал Пушкин о Н. Раевском своему брату, — и важные услуги, для меня вечно незабвенные…» (письмо от 24 сентября 1820 г.).



Из ранних редакций



I. Первая редакция начала поэмы

КАВКАЗ



Поэма

1820

Gib meine Jugend mir zurück.

Goethe. Faust [14]

C'est donc fini, comme une histoire

Qu'une grand'mère en ses vieux ans

Vient de chercher dans sa mémoire

Pour la conter à ses enfants.

И все это прошло, словно история

Которая бабушка на старости

Только что отыскала в своих воспоминаниях,

Чтобы рассказать ее детям (франц.) .

I



Один, в глуши Кавказских гор,

Покрытый буркой боевою,

Черкес над шумною рекою

В кустах таился. Жадный взор

Он устремлял на путь далекой,

Булатной шашкою сверкал

И грозно в тишине глубокой

Своей добычи ожидал.

Товарищ верный, терпеливый,

Питомец горных табунов,

Стоял недвижно конь ретивый

В тени древес, у берегов.

II



Прохлада веет над водами,

Оделся тенью небосклон…

И вдруг пустыни мертвый сон

Прервался… пыль взвилась клубами,

Гремят колеса! Конь кипит,

Черкес верхом, черкес летит…

III



Зачем, о юноша несчастный,

Зачем на гибель ты спешишь?

Порывом смелости напрасной

Главы своей не защитишь!—

Его настигнул враг летучий.

Несчастный пал на чуждый брег.

И слабого питомца нег

К горам повлек аркан могучий.

Помчался конь меж диких гор

На крыльях огненной отваги…

Всё путь ему: болото, бор,

Кусты, утесы и овраги…

Кровавый след за ним бежит,

И гул пустынный раздается.

Седой поток пред ним шумит,

Он в глубь кипящую несется…

IV



На темной синеве небес

Луна вечерняя блеснула.

Вот хаты ближнего аула

Во тьме белеют меж древес.

С полей под желтыми скалами

Влекутся с праздными сохами

Четы медлительных волов,

И глухо вторится горами

Веселый топот табунов.

В косматых бурках, с чубуками

Черкесы дружными толпами

В дыму сидели вкруг огней.

II. Из черновой рукописи поэмы



После стиха «Его закованные ноги…»:

Пред ним затмилася природа.

Прости, надежда и свобода,

Он раб…

Усталою главой

К земле чужой припал он снова,

Как будто в ней от скорби злой

Искал приюта гробового.

Не льются слезы из очей,

В устах сомкнутых нет роптанья,

В душе, рожденной для страстей,

Стеснил он горькое страданье,

И в мыслях он твердит одно:

«Погиб! мне рабство суждено».

Родился он среди снегов,

Но в нем пылал сокрытый пламень,

В минуты счастья друг пиров,

Во дни гоненья хладный камень.

После стиха: «И упоительным мечтам!»:

Но поздно, поздно!.. неба ярость

Меня преследует, разит,

Души безвременная старость

Во цвете лет меня мертвит.