Мой друг Гитлер (пер. Г. Чхартишвили)   ::   Мисима Юкио

Гитлер (отворачиваясь от балкона, пятится в глубь сцены). Нет, Эрнст, не заманивай меня. Не надо. Не искушай вновь испить этого сладкого, жгучего вина.

Рем . Все в твоих руках, Адольф.

Гитлер (наконец высвобождается из объятий Рема и садится в кресло спиной к собеседнику. Говорит, не глядя на него). Ты кое-что забыл, Эрнст. Один очень важный урок, который забывать не следовало бы. Делать армию своим врагом нельзя. Ты помнишь двадцать третий год? Как я уламывал генерала фон Лоссова, а он так и не выдал нам оружия? И заявил: если мы начнем затевать беспорядки, армия и полиция откроют по нам огонь. А мы уже объявили сбор и мобилизовали двадцать тысяч штурмовиков. Помнишь, как мы стояли и смотрели на марширующие через центр города колонны красных, а поделать ничего не могли? Даже те ружья, которые тебе удалось захватить в казармах, после приказа генерала мы были вынуждены вернуть. Мы сдались, Эрнст.



Рем молчит.



Поразмысли над этим сегодня ночью, Эрнст. И я тоже поразмыслю. Встретимся за завтраком, и я расскажу тебе, к каким выводам пришел… Эй, там в приемной ждет Штрассер. Пусть войдет.



Рем выходит. Гитлер погружен в раздумья. Появляется Штрассер.



Штрассер . Господин рейхсканцлер…

Гитлер . А-а, давно не виделись, давно. Прошу сюда.

Штрассер . Как прикажете.

Гитлер . Спасибо, что пришли. Вспомним нашу старую дружбу. У отшельников времени для раздумий много, поделитесь-ка со мной светлыми идеями.

Штрассер . Господину рейхсканцлеру прекрасно известно, что новым идеям у меня взяться неоткуда. Я – как попугай, все талдычу про одно и то же. Про идеи, от которых ничего не осталось.

Гитлер . Так-таки ничего?

Штрассер . Абсолютно. Куда подевалась программа партии? Где идеи борьбы с капитализмом, упразднения Пруссии, замены рейхстага самостоятельным форумом фашистского движения? Все осталось по-старому.

Гитлер . Так. И что?

Штрассер . Ничего. Просто констатирую – все осталось, как было раньше. По-прежнему плачут дети рабочих. Ничего не изменилось.

Гитлер . И есть какой-нибудь конкретный план, как все исправить?

Штрассер . План? Нет, плана нет. Но есть Идея. Во всяком случае, у меня.

Гитлер . И каковы же пути осуществления Идеи?

Штрассер . Меня сюда что, экзамен сдавать пригласили? Я уже не в том возрасте.

Гитлер . Дело в том, что стоящие за вами профсоюзы тоже придерживаются Идеи, не так ли? Доктору Шмидту, министру экономики, приходится с вами несладко. Жалуется на вас, говорит, что левая фракция нашей партии ничем не отличается от красных.

Штрассер . Но армия, кажется, так не считает.

Гитлер . Вы уверены? Под «армией» вы, очевидно, имеете в виду старого дурака фон Шлейхера?

Штрассер . Не только его. Я имею в виду армию как таковую.

Гитлер . Надо же, как вы осведомлены о настроениях в армии.

Штрассер . Армия – клинок обоюдоострый. Как знать, может быть, именно ей суждено осуществить преданную забвению программу партии.

Гитлер . Штрассер, дружище, в ваших словах мне слышится зубовный скрежет. К чему это?

Штрассер . Что поделаешь – страстная убежденность не выбирает выражений.

Гитлер . Вот как? Так вас одолевают страсти?

Штрассер . О да.

Гитлер . Так-так. Разузнали что-нибудь интересное?

Штрассер . Кое-что. Например, об ультиматуме министра обороны Бломберга…

Гитлер (пытаясь скрыть удивление). У вас отличные осведомители.

Штрассер . Если будет введено чрезвычайное положение…

Гитлер . Ну, этого я не допущу.

Штрассер . А если придется? Как вы думаете, к кому обратится армия за политической поддержкой? К полутрупу рейхспрезиденту? Или, может быть, к вам, господин рейхсканцлер?

Гитлер . Откровенно говоря, думаю, что не к нему и не ко мне.

Штрассер . А что, если она обратится ко мне?

Гитлер . Самообольщение.

Штрассер . Возможно.