Седина в бороду   ::   Фарнол Джеффери

– Отдал бы концы? – наконец повторил он. – Нет. Я склонен полагать, что это не так, дорогой мой друг.

– Никаких сомнений! – рявкнул доктор Уотерспун и схватил шляпу и хлыст.

– Мне было бы нелегко, – продолжал свои рассуждения сэр Мармадьюк. – Без всякого сомнения, на меня обрушились бы тысячи различных неудобств, но погибнуть?

– Шесть месяцев и ни днем больше! – проревел доктор Уотерспун.

– Погибнуть? Нет…

– Да! – Доктор встал. – Ты погибнешь, не пройдет и полгода, или же вернешься помолодевшим!

– Помолодевшим? Что ты хочешь сказать, Роберт?

– Послушай меня, Тони! Познать добродетель Нищеты и Несчастья, бестрепетно противостоять Страданию, познать Унижение – все это не по зубам благородному джентльмену, погрязшему в хандре и скуке. Чтобы утешить ближнего своего, чтобы разделить с ним лишения и беды, нужно быть обыкновенным человеком, у которого нет времени думать о своих желчных протоках или седом волосе в шевелюре. Такому человеку всегда столько лет, на сколько он себя чувствует. В этом-то и состоит секрет юности, дорогой Тони. Работай! Работай, трудись ради других! Забудь о своей хандре, погрузись в тревоги о людях, работай вместе с ними, страдай вместе с ними, и ты снова станешь молодым! Так что будь здоров! – Доктор подскочил к Мармадьюку, сжал его руку и, вихрем пронесясь по комнате, исчез, оглушительно хлопнув дверью.

Сэр Мармадьюк глубоко вздохнул, выбрался из кресла и подошел к окну. Его старый школьный приятель, громким воплем подозвав лошадь, спустился по ступеням, взгромоздился на жалкое, непривлекательное создание, лишь по недоразумению именуемое скакуном, и затрусил по своим делам.

Сэр Мармадьюк с отвращением проводил лошадь взглядом. Бог мой! Что за уродина с крысиным хвостом! И это, когда то ли восемь, то ли девять великолепных жеребцов в нетерпении бьют копытами в стойлах докторской конюшни!

Сэр Мармадьюк хмуро оглядел чопорный, ухоженный парк и фруктовый сад. Лучи заходящего солнца волшебными бликами играли на деревьях и траве. Но тоска, казалось, навеки поселилась в сердце нашего героя.

Наконец он отвернулся от окна, присел к бюро и принялся за письма. Закончив, он запечатал конверты, аккуратно надписал, потом взял шляпу с тростью и вышел из дома.



Глава II,

в которой читатель повстречается с удивительным музыкантом

Когда сэр Мармадьюк ступил на лестницу, ведущую в его любимую охотничью беседку, он и услышал в первый раз эту неистово-прекрасную мелодию, в которой, казалось, слились все несчастья и тревоги бренного мира.

Невыразимо печальная музыка лилась откуда-то из глубины парка, из его таинственных темно-зеленых недр. Она то нарастала величественным аккордом, то почти затихала всхлипом одинокой струны. Сэр Мармадьюк замер. Затаив дыхание, он вглядывался в зеленую колышащуюся тьму. Далекие зарницы и тоскующая мелодия придавали пейзажу какой-то щемящий трагизм. Зачарованный музыкой и красотой умирающего дня, сэр Мармадьюк предался печальным размышлениям о своей пылкой, навсегда ушедшей юности, о разочарованиях прожитых лет, о грусти невоплотившихся мечтаний и неудавшихся стремлений. Он думал о разбитых идеалах своей молодости, о поруганной юношеской вере…

Но музыка внезапно смолкла, раздались резкие крики и топот бегущих ног. Из-за деревьев вынырнула человеческая фигурка. Одет человек был крайне бедно. Руки крепко стискивали скрипку и смычок. За ним гнались двое в форменных вельветовых костюмах. Сэр Мармадьюк узнал своих лесничих. Они грубо схватили человечка и потащили, не обращая никакого внимания на его мольбы и жалобные стоны.

– Остановитесь! – Лесники почтительно замерли. – Подойдите! – приказал сэр Мармадьюк.

– Как скажете, сэр. – Старший лесник отер пот со лба.