Секрет Полишинеля   ::   Сан-Антонио

 — Ты проглотила его сама… Смотри, на горлышке еще осталась твоя губная помада. Это и открыло мне глаза… Ты была единственной женщиной в доме, так что я не мог ошибиться!

Она неприятно улыбается.

— Хм! Какой умный полицейский. Ну и что это доказывает?

Я влепляю ей пощечину. Мне уже давно этого хотелось, а такие желания сдерживать вредно…

— Не упрямься, девочка… — И ваш гениальный Сан-Антонио продолжает свой рассказ:

— Когда ты увидела, что дом занят полицией, то поняла, что они прочешут его снизу доверху… Тогда ты решила спрятать свой микрофильм, так?

Я подбрасываю на ладони рулончик серебряной бумаги.

— Это ведь микропленка… У тебя есть миниатюрный фотоаппарат… Какая-то замаскированная штуковина, которую я обязательно найду, потому что теперь знаю, что искать… Может, он спрятан в брошке, может…

Она поднимает руку.

— Это всего-навсего часы, месье легаш…

— Отлично, малышка, это избавит меня от поисков. Итак, ты сфотографировала работы профессора и хотела вывезти пленку. Но, покидая поместье обычным путем, ты привлекла бы внимание господ легавых, так? Тогда ты изобразила отравленную, и легавые сами вывезли тебя… Они даже не подумали обыскать тебя, моя красавица, потому что ты выглядела несчастной жертвой.

Она снова улыбается.

— Совершенно верно…

— Видишь ли, — говорю, — когда я обнаружил в потолке линзу…

Она вздрагивает.

— Ну да, я ее нашел! И с этого момента строил тысячу предположений, но в каждом что-то меня не устраивало. Для того чтобы фотографировать работы старика, говорил я себе, надо постоянно находиться у окошка, а никто в доме, даже ты, не мог забаррикадироваться в сортире на целый день! Я понял все только сегодня вечером.

У нее вздрагивают веки.

— Да, моя прекрасная возлюбленная, я понял это сегодня… — И я перехожу к моей главной находке. — Тибоден помешан на секретности, о чем сто раз сам говорил мне… Одержимый осторожностью… Он так боялся, что его изобретение сопрут, что не только прятал свои бумаги в потайной сейф, но и делал все записи симпатическими чернилами!

Эту работу он делал по вечерам, когда все спали; по крайней мере, Тибоден думал, что все спят. Но ты, жившая в этом доме и следившая за каждым его шагом, занимала позицию у дырки в полу и фотографировала заметки, которые он раскладывал на столе, чтобы переписать их. Ты могла не торопиться, дорогая.

Она вздыхает.

— Я не думала, что вы такой сильный, комиссар.

— Ты с самого первого дня знала, кто я, потому что подсматривала в дырку за тем, как Тибоден и я обходили лабораторию, верно?

— Да.

— Трюк с голубями был великолепен… Ты без труда обнаружила подмену. Ночью мы совершили серьезную ошибку, не заметив разницы в цвете лапок. Ты увидела в этом возможность подтолкнуть нас к крайним действиям…

Я сажусь на кровать.

— Скажи, ты догадывалась, что мы решим ликвидировать профессора?

— Естественно…

— Действуя так, ты не дала ему закончить его работы… Она едва заметно улыбается. Я встряхиваю ее.

— Он их уже закончил?

— Да, — отвечает она. — Неделю назад…

— Однако…

Ее странная улыбка становится шире.

— Он вел переговоры о продаже своего изобретения одной иностранной державе…

— Врешь! — ору я.

— Нет. Вы знаете, что оба его сына погибли во время войны… Но вам неизвестно, что они погибли при американской бомбардировке… Из-за этого профессор питал глубокую ненависть к американцам. С годами это стало у него навязчивой идеей. Он знал, что в силу существующих союзов Франция передаст свое изобретение США. Он этого не хотел и предпочитал отдать его другим…

Проблема вдруг меняет аспект.

— Ты хочешь сказать, что работаешь на Запад? Она улыбается.