Океан   ::   Андреев Леонид Николаевич

Он говорит с пренебрежением:

– И вы сидите и ждете спокойно пока оно придет? Хорошие же вы люди. Ах, если бы у меня был корабль!

– Что же тогда?

Он хмуро смотрит и недоверчиво качает головой.

– Ты слишком любопытна, девочка. Тебя кто-нибудь подослал?

– Нет. Зачем же вам нужен корабль?

Хаггарт добродушно и насмешливо смеется:

– Она спрашивает, зачем человеку корабль? Хорошие же вы люди: не знают, зачем человеку корабль, – и вдруг говорит серьезно: если бы у меня был корабль, я погнался бы за солнцем. И сколько бы не ставило оно своих золотых парусов, я нагнал бы его на моих черных. И заставил бы нарисовать на палубе мою тень. И стал бы на нее ногою – вот так!

Твердо пристукнул он ногою. Мариетт осторожно спрашивает:

– Вы сказали – на черных парусах?

– Это я так сказал. Зачем ты все спрашиваешь? У меня нет корабля, ты знаешь. Прощай.

Надевает шляпу, но не уходит. Мариетт молчит, и он говорит совсем сердито:

– Тебе, может быть, нравится и это, что играет ваш старый Дан, старый глупец?

– Вы знаете, как его зовут?

– Мне Хорре сказал. А мне не нравится, нет, нет. Приведи сюда хорошую честную собаку, или зверя и он завоет. Ты скажешь, он не знает музыки – нет, он знает, но он не выносит лжи. Вот музыка, слушай!

Берет Мариетт за руку и грубо поворачивает ее лицом к океану.

– Слышишь? Вот музыка. Твой Дан обворовал море и ветер – нет, он хуже чем вор – он обманщик! Его нужно бы повесить на рее, твоего Дана! Прощай.

Идет, но, сделав два шага, оборачивается.

– Прощай, я тебе сказал. Иди домой. Пусть этот дурак играет один. Ну – иди.

Мариетт молчит, не двигаясь. Хаггарт смеется:

– Ты не боишься ли, что я забыл твое имя? Нет, я запомнил, тебя зовут Мариетт. Иди, Мариетт.

Она говорит тихо:

– Я видела ваш корабль.

Хаггарт быстро подходит и наклоняется к ней; лицо его страшно.

– Это неправда. Когда?

– Вчера вечером.

– Это неправда! Куда он шел?

– На солнце.

– Вчера вечером я был пьян и спал. Но это неправда. Я ни разу не видел – ты испытываешь меня. Смотри!

– Мне сказать вам, если я еще раз увижу?

– Как же ты можешь сказать?

– Я приду к вам на гору.

Хаггарт внимательно смотрит на нее.

– Если только ты не лжешь. Какие люди в вашей стране, лживые или нет? В тех странах, какие я знаю, все люди лживые. Другие видели корабль?

– Не знаю. Я одна была на берегу. Теперь я вижу, что это не ваш корабль: вы ему не рады.

Хаггарт молчит, точно забыв о ее присутствии.

– У вас красивое платье. Вы молчите? Я к вам приду.

Хаггарт молчит. Суров и дико сумрачен темный профиль: и глухим молчанием, безмолвием долгих часов, быть может, дней, быть может, всей жизни исполнено каждое движение его сильного тела, каждая складка одежды.

– Ваш матрос не убьет меня?

– Вы молчите?

– У меня есть жених, его зовут Филипп, но я его не люблю.

– Вы теперь как тот камень, который стоит по дороге к замку.

Хаггарт молча поворачивается и идет.

– Я тоже помню как вас зовут. Вас зовут Хаггарт.

Он уходит.

– Хаггарт! – зовет Мариетт, но уже скрылся он за домами и только скрежет рассыпающихся камешков замирает в туманном воздухе. Снова играет отдыхавший Дан; рассказывает Богу о погибших в море.

Крепнет ночь. Уже не видно ни скалы, ни замка и только огонь в окне краснеет ярче.

Об иных жизнях повествует глухо бухающий, неустанный прибой.



Картина 2

Сильный ветер надувает обрывок паруса, которым завешено большое разверстое окно. Парус мал, не закрывает всего окна, и в зияющее отверстие дышит ненастьем темная ночь. Дождя нет, но теплый ветер, насыщенный морем, тяжел и влажен.

Тут, в башне, живут Хаггарт и матрос его Хорре. Оба они спят тяжелым хмельным сном; на столе и в углах пустые бутылки, остатки еды; единственный табурет опрокинут и лежит на боку.