Поспели травы   ::   Дарин Дмитрий

2004



ПЕСНЯ БЫВШЕГО ШТРАФНИКА



Под тяжелый взгляд конвоя

Снится мне, что я на воле,

А не мордой у стены.

Но недолго спится стоя,

Ведь в конвой – всегда по двое

Ходят с каждой стороны.

Я усталый для побега,

Без еды и без ночлега

По таежной целине,

Нанесло на сердце снега,

И еще свинцовей небо,

Чем когда-то на войне.

Степь, как белая скатерть расстелена,

Только снег, чем-то красным горит,

То ли кровью вчерашних расстрелянных,

То ли пайку клюют снегири.

Жизнь российская – не сахар,

Будь ты пекарь, будь ты пахарь,

С этой проклятой войной.

Я не знал в штрафбате страха,

Я добрался до Рейхстага,

А теперь вот – за стеной.

На войне все было ясно:

Жить до пули и фугаса,

И ни шагу чтоб назад.

Были мы штрафное мясо,

Но горели из-под касок

Гневом русские глаза.

Степь, как белая скатерть расстелена…

Редок случай мой и странен —

Не был я ни разу ранен,

Кровью, бишь, не искупил.

И теперь конвой заранее

Без чинов нас бьет и званий,

Чтоб забыли кто кем был.

Но напомнят особисты,

На расстрел круты и быстры,

Про неснятую вину.

Снег в побег зовет искристый,

Только бегать нету смысла,

Коль в своем сидим плену.

Степь, как белая скатерть расстелена…

2005



Я ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ…



Я вернулся с войны,

Но вернулся один.

Нам погоны даны,

А иконы – другим.

Матерей и отцов

Отрыдавшая грусть…

Их молитвы без слов.

Я учил наизусть.

Я, как все, не могу

Все забыть и простить,

И родному врагу

Все грехи отпустить.

Я давно уж не тот,

И Россия – не та.

В моем сердце живет

Лишь одна пустота.

Я вернулся с войны

Телом, а не душой.

Где легли пацаны,

Там теперь дом родной.

Не кури так, отец,

И не всхлипывай мать.

Заперт сердца ларец,

И ключей не сыскать.

По полям всё кружит и кружит воронье,

Задыхаясь от ветра, я молитву свою возношу,

И все громче мой черный ангел поет, —

Это значит, что я за закат ухожу…

2004



ВЕТЕРАН



Сидел на грязной мостовой

В пригожий майский день

Старик, поникнув головой,

В свою упершись тень.

Сидел с бутылкою в руке

Среди толпы – один.

А на потертом пиджаке

Вдруг – орден – за Берлин.

Звенела новая листва,

Шумела молодежь…

Как гильзы, падали слова

«Даешь Рейхстаг, даешь!»

Два пионера подошли

С участием в глазах,

Подняли старика с земли,

А он, хрипя, сказал:

«Эх, что-то мне нехорошо,

Дороги не найду.

Вот до Берлина я дошел —

До дома не дойду».

Тот шепот, громкий как набат,

Забыть мне не дано.

В России брошенный солдат

Пил горькое вино.

Он шел, опершись на детей,

Нетрезвый и святой.

И дети, вместо костылей,

Долг исполняли свой.

У нас ведь правды не найти,

Пусть будет хоть такой:

Кто до Берлина мог дойти,

Не смог дойти домой.

2004



ПОХОРОНКА



В безлюдной деревне – хозяином клен,

Под ним приютилась избенка,

И встал на пороге старик-почтальон

С дрожащей в руке похоронкой.

Зайти не решаясь, хотя не впервой

Из сумки ему приходилось,

Как будто из сердца, нетвердой рукой

Беду раздавать или милость.

В той хате жила, вернее, ждала

Последнего младшего сына

Старушка, что раньше зазнобой была,

Что с ним хороводы водила.

Хоть жизнь обернулась другой стороной,

Но в сердце заноза застряла,

И та, что не стала навеки родной,

Навеки любимою стала.

Заплакал старик, на приступок присел,

Казенный конверт разрывая,

И клен, понимая, тихонько шумел,

Надежду, как будто, вручая.

2005



ДОНСКАЯ КАЗАЧЬЯ



Словно батя, ковыль стал седой,

И состарилась степь, как и мать.

А казак, навсегда молодой,

В той степи оставался лежать.