Повесть о Сонечке   ::   Цветаева Марина

Задор - мальчишки (при предельно-женственной, девической, девчонческой внешности), лукавство - lutin8. Вся что немцы называют ?Einfall?9. (Сонечка, я для тебя три словаря граблю! Жаль, английского не знаю - там бы я много для тебя нашла. А - в испанском!..)

Ряд видений: Наташа Ростова на цветочной кадке: ?Поцелуйте куклу!?... Наташа Ростова, охватив колена, как индус, как пес, поющая на луну, пением уносимая с подоконника... Огаревская Консуэла, прощающаяся с герценовской Наташей у дилижанса... Козэтта с куклой и Фантина с Козэттой... Все девические видения Диккенса... Джульетта... Мирэй... Миньона, наконец, нет, даже он: Mignon, - тот мальчик арфист, потом ставший Миньоной, которого с какой-то своей Wanderung10 привел домой к матери юноша, ставший - ГJте.

(Знаю, что опять ничего не даю (и много - беру), однажды даже вычеркнула это место из рукописи, но они меня так теснят, обступают, так хотят через Сонечку еще раз - быть...)

Но главное имя - утаиваю. И прозвучит оно только в стихах - или нигде.

И вот, потому что ни одной моей взрослой героиней быть не могла - ?такая маленькая? - мне пришлось писать маленьких. Маленьких девочек. Розанэтта в ?Фортуне?, девчонка в ?Приключении?, Франческа в ?Конце Казановы? - все это Сонечка, она, живая, - не вся, конечно, и попроще, конечно, ибо, по слову Гейне, поэт неблагоприятен для театра и театр неблагоприятен для поэта - но всегда живая, если не вся - она, то всегда - она, никогда: не-она.

А один свой стих я все-таки у нее - украла: у нее, их не писавшей, в жизни не написавшей ни строки, - я, при всей моей безмерной, беспримерной честности - да, украла. Это мой единственный в жизни плагиат.

Однажды она, рассказывая мне о какой-то своей обиде:

- О, Марина! И у меня были такие большие слезы - крупнее глаз!

- А вы знаете, Сонечка, я когда-нибудь это у вас украду в стихи, потому что это совершенно замечательно - по точности и...

- О, берите, Марина! Все, что хотите - берите! Все мое берите в стихи, всю берите! Потому что в ваших руках все будет жить - вечно! А что от меня останется? Несколько поцелуев...

И вот, три года спустя (может быть, кто знает, день в день) стих:

В час, когда мой милый брат Миновал последний вяз (Вздохов мысленных: ?Назад?) Были слезы - больше глаз.

В час, когда мой милый друг Огибал последний мыс (Вздохов мысленных: ?Вернись!?) Были взмахи - больше рук.

Руки прочь хотят - от плеч! Губы вслед хотят - заклясть! Звуки растеряла речь, Пальцы растеряла пясть.

В час, когда мой милый гость... - Господи, взгляни на нас! Были слезы больше глаз Человеческих - и звезд Атлантических...

(А атлантические звезды горят над местечком, Lacanau-Oc?an, где я свою Сонечку - пишу, и я, глядя на них вчера, в первом часу ночи, эти строки вспомнила - наоборот: что на океане звезды больше глаз! Вот и сошелся круг.)

Эти стихи написаны и посланы Борису Пастернаку, но автор и адресат их - Сонечка.

И последний отблеск, отзвук Сонечки в моих писаниях - когда мы уже давно, давно расстались в припеве к моему ?Мо'лодцу?: ?А Маруся лучше всех! (краше всех, жарче всех...)? - в самой Марусе, которая, цветком восстав, пережила самое смерть, но и бессмертье свое отдаст, чтобы вместе пропасть - с любимым.

========

- Марина, вы думаете, меня Бог простит - что я так многих целовала?

- А вы думаете - Бог считал?

- Я - тоже не считала.

========

...А главное я всегда целую - первая, так же просто, как жму руку, только - неудержимее. Просто никак не могу дождаться! Потом, каждый раз: ?Ну, кто тебя тянул? Сама виновата!? Я ведь знаю, что это никому не нравится, что все они любят кланяться, клянчить, искать случая, добиваться, охотиться... А главное - я терпеть не могу, когда другой целует - первый. Так я по крайней мере знаю, что я этого хочу.