Самоубийца   ::   Эрдман Николай Робертович

Первый палец на первый клапан, второй палец на второй клапан, третий палец на третий кла­пан». Так. «При вдутии получается нота си». (Дует, снова дует.) Это что ж за сюрприз за такой получается? Воздух вышел, а звука нет.

Серафима Ильинична. Ну, Мария, теперь держись. Если он в этом басе разочаруется…

Семен Семенович. Стой, стой, стой! Так и есть. Вот глава спе­циального выпуска воздуха под названием «Как дуть». «Для того чтобы правильно выпустить воздух, я, всемирно извест­ный художник звука Теодор Гуго Шульц, предлагаю простой и дешевый способ. Оторвите кусочек вчерашней газеты и по­ложите ее на язык».

Серафима Ильинична. На язык?

Семен Семенович. На язык, Серафима Ильинична. Ну-ка, дай­те сюда «Известия».

Серафима Ильинична подбегает с газетой.

Отрывайте.

Мария Лукьяновна. Поменьше, поменьше, мамочка.

Семен Семенович. Кладите теперь, Серафима Ильинична.

Серафима Ильинична. Что же, вам помогает, Семен Семенович?

Семен Семенович. И е-а е-е о-го-га-е, и-ай-е а-е. А-е, а-е и-ай-е, я-а го-го-ю.

Мария Лукьяновна. Что?

Семен Семенович. У-а.

Мария Лукьяновна. Что?

Семен Семенович. У-а, я го-го-ю.

Мария Лукьяновна. Что ты, Сенечка, говоришь, я, ей-богу, не понимаю.

Семен Семенович (выплевывает бумажку). Дура, я говорю. Понимаешь теперь? Я по-русски сказал вам – читайте даль­ше. «Оторвите кусочек вчерашней газеты и положите ее на язык». Дальше что?

Мария Лукьяновна. Дальше, Сенечка, сказано (читает): «Сплюньте эту газету на пол. Постарайтесь запомнить во вре­мя плевания положение вашего рта. Зафиксировав данное положение, дуйте так же, как вы плюете». Все.

Семен Семенович. Прошу тишины и внимания. (Отрывает ку­сочек газеты.) Отойдите в сторонку, Серафима Ильинична. (Кладет на язык. Сплевывает. Начинает дуть.) Что за черт! Ни черта.

Серафима Ильинична. Кончен бал. Начинает разочаровы­ваться.

Семен Семенович снова сплевывает. Собирается дуть.

Мария Лукьяновна. Господи, если ты существуешь на самом деле, ниспошли ему звук.

В этот самый момент комнату оглашает совершенно невероятный рев трубы.

Серафима Ильинична. Я тебе говорила, что существует. Вот пожалуйста, факт налицо.

Семен Семенович. Ну, Мария, бери расчет. Больше ты на ра­боту ходить не будешь.

Мария Лукьяновна. Как же так?

Серафима Ильинична. А на что же мы жить будем?

Семен Семенович. Я заранее все подсчитал и высчитал. При­близительно двадцать концертов в месяц по пяти с половиною рублей за штуку. Это в год составляет… Одну минуточку. (Шарит в карманах.) Где-то здесь у меня подведен итог. (Вынимает записку.) Вот он. Слушайте. (Раскрывает запи­ску. Читает.) «В смерти мо…» (Пауза.) Нет, не то. (Прячет. Вынимает другую.) Вот он. Вот. Вот написано. «В год мой за­работок выражается в тысяча триста двадцать рублей». Да-с. А вы говорите – на что нам жить.

Серафима Ильинична. Но ведь вы еще даже не научились, Семен Семенович.

Семен Семенович. Для меня научиться теперь, Серафима Иль­инична, – раз плюнуть. (Берет бумажку. Сплевывает. Дует. Труба ревет.) Слышали? Через эту трубу, Серафима Ильинич­на, к нам опять возвращается незабвенная жизнь. Нет, ты только подумай, подумай, Машенька, до чего хорошо. Приехать с концерта с хорошим жалованьем, сесть на кушетку в кругу семьи: «Что, полотеры сегодня были?» – «Обязатель­но были, Семен Семенович». – «А статую, что я приглядел, купили?» – «И статую купили, Семен Семенович». – «Ну, прекрасно, подайте мне гоголь-моголь». Вот это жизнь. Меж­ду прочим, я с этой минуты требую, чтобы мне ежедневно да­вали на третье выше мною упомянутый гоголь-моголь. Гоголь-моголь, во-первых, смягчает грудь, во-вторых, он мне нравит­ся, гоголь-моголь. Поняли?

Мария Лукьяновна. Очень, Сенечка, яйца дороги.

Семен Семенович. Для кого это дороги? И кого это, кроме меня, касается? Кто теперь зарабатывает, ты или я?

Серафима Ильинична.