Стихотворения 1904 года   ::   Блок Александр Александрович

Там поют среди серых камней,

В отголосках причудливых пен —

Переплески далеких морей,

Голоса корабельных сирен.

26 мая 1904



«В час, когда пьянеют нарциссы…»

В час, когда пьянеют нарциссы,

И театр в закатном огне,

В полутень последней кулисы

Кто-то ходит вздыхать обо мне…

Арлекин, забывший о роли?

Ты, моя тихоокая лань?

Ветерок, приносящий с поля

Дуновений легкую дань?

Я, паяц, у блестящей рампы

Возникаю в открытый люк.

Это — бездна смотрит сквозь лампы

Ненасытно-жадный паук.

И, пока пьянеют нарциссы,

Я кривляюсь, крутясь и звеня…

Но в тени последней кулисы

Кто-то плачет, жалея меня.

Нежный друг с голубым туманом,

Убаюкан качелью снов.

Сиротливо приникший к ранам

Легкоперстный запах цветов.

26 мая 1904



«Я живу в глубоком покое…»

Я живу в глубоком покое.

Рою днем могилы корням.

Но в туманный вечер — нас двое.

Я вдвоем с Другим по ночам.

Обычайный — у входа в сени,

Где мерцают мои образа.

Лоб закрыт тенями растений.

Чуть тускнеют в тени глаза.

Из угла серебрятся латы,

Испуская жалобный скрип.

В дальних залах — говор крылатый

Тех, с кем жил я, и с кем погиб.

Одинок — в конце вереницы —

Я — последний мускул земли.

Не откроет уст Темнолицый,

Будто ждет, чтобы все прошли.

Раздавив похоронные звуки

Равномерно-жутких часов,

Он поднимет тяжкие руки,

Что висят, как петли веков.

Заскрипят ли тяжкие латы?

Или гроб их, как страх мой, пуст?

Иль Он вдунет звук хриповатый

В этот рог из смердящих уст?

Или я, как месяц двурогий,

Только жалкий сон серебрю,

Что приснился в долгой дороге

Всем бессильным встретить зарю?

Около 15 июня 1904



«Вот он — ряд гробовых ступеней…»

Вот он — ряд гробовых ступеней.

И меж нас — никого. Мы вдвоем.

Спи ты, нежная спутница дней,

Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу.

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу.

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой,

Остальное — бездонная твердь

Схоронила во мгле голубой.

Спи — твой отдых никто не прервет

Мы — окрай неизвестных дорог.

Всю ненастную ночь напролет

Здесь горит осиянный чертог.

18 июня 1904



«Вечность бросила в город…»

Вечность бросила в город

     Оловянный закат.

Край небесный распорот,

     Переулки гудят.

Всё бессилье гаданья

     У меня на плечах.

В окнах фабрик — преданья

     О разгульных ночах.

Оловянные кровли —

     Всем безумным приют.

В этот город торговли

     Небеса не сойдут.

Этот воздух так гулок,

     Так заманчив обман.

Уводи, переулок,

     В дымно-сизый туман…

26 июня 1904



«Город в красные пределы…»

Город в красные пределы

Мертвый лик свой обратил,

Серо-каменное тело

Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,

Грязно-рыжее пальто,

Развевающийся локон —

Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы

Золотых, как жар, коней,

Мчатся бешеные дива

Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра

С пьяно-алою водой,

Пляшут огненные бедра

Проститутки площадной,

И на башне колокольной

В гулкий пляс и медный зык

Кажет колокол раздольный

Окровавленный язык.

28 июня 1904 (1915)



«Я жалобной рукой сжимаю свой костыль…»

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.

Мой друг — влюблен в луну — живет ее обманом.

Вот — третий на пути. О, милый друг мой, ты ль

В измятом картузе над взором оловянным?

И — трое мы бредем. Лежит пластами пыль.

Всё пусто — здесь и там — под зноем неустанным.

Заборы — как гроба. В канавах преет гниль.

Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.