Волки и овцы   ::   Островский Александр Николаевич

Мы в Париже.

Беркутов . А уж на лето к вам, под ваше крылышко.

Лыняев . И я тоже.

Глафира . Ах, нет, Мишель, ведь мы еще не решили. Я думаю провести лето в Швейцарии.

Лыняев . Да, мы еще не решили.

Беркутов . Меропа Давыдовна, благодарю вас за радушный прием и за участие, которое вы во мне приняли! Позвольте предложить вам этот маленький подарок. (Подает Мурзавецкой коробочку.) Это аквамариновые четки! Господа, я пробыл здесь недолго, но уж имел возможность вполне оценить эту во всех отношениях редкую женщину. Желательно, чтоб наши передовые люди всегда относились с глубоким уважением к Меропе Давыдовне. Мы должны подавать пример другим, как нужно уважать такую почтенную старость!

Чугунов (утирая слезы) . Все правда, все правда!

Мурзавецкая . Благодарю, Василий Иваныч, благодарю! (Целует Беркутова в голову.) Ну, батюшка, видала я на своем веку всяких людей, а таких, как ты, не приводилось. (Тихо.) Ну, я твое дело сделала, а ты мое как?

Беркутов . Уладится благополучно. Вам Чугунов скажет.

Купавина . Поедемте, господа! До свиданья, Меропа Давыдовна! Нам еще с Глафирой Алексевной нужно все магазины объездить. Вы уж позвольте мне ее взять к себе.

Мурзавецкая . Ах, матушка, с руками отдаю.

Глафира . Мишель, ты с нами?

Лыняев . У Евлампии Николаевны коляска ведь двуместная.

Глафира . Так что ж, Мишель? Сядь на козлы! Свой экипаж отдай Анфусе Тихоновне! Анфуса Тихоновна!..

Анфуса входит.

Поезжайте на лошадях Мишеля!

Анфуса . Хорошо уж… прощайте.

Лыняев . Да как же возможно мне, с моим сложением, на козлы? Да еще двенадцать верст трястись до усадьбы!

Глафира . Послушай меня, Мишель! Тебе это очень полезно: ты толстеешь так, что ни на что не похоже. Мы в Париж поедем, ведь самому будет совестно таким медведем приехать.

Уходят Беркутов , Купавина , Лыняев , Глафира и Анфуса .



Явление двенадцатое



Мурзавецкая , Чугунов , потом Мурзавецкий .

Чугунов (у окна) . В Париж да в Петербург! Что денег-то увезут из губернии!

Мурзавецкая . Что? Смаклерил дело-то хорошо? Благодарю! Осрамил было благородную, уважаемую даму.

Чугунов . Да вы уж хоть повесьте меня, а не воротишь!

Мурзавецкая . Что тебе, крысе, Беркутов-то говорил?

Чугунов . Все шито да крыто; и Клашку, чтоб он не болтал тут, в Вологду услал Василий Иваныч.

Мурзавецкая . Вот золотой-то человек! Я его в поминанье запишу. Запиши его ко мне в поминанье, да и к себе запиши!

Чугунов . Золотой-то он — точно золотой; а я вам вот что скажу! За что нас Лыняев волками-то называл? Какие мы с вами волки? Мы куры, голуби… по зернышку клюем, да никогда сыты не бываем. Вот они волки-то! Вот эти сразу помногу глотают.

За сценой слышен крик: «Тамерлан, Тамерлан!» Вбегает Мурзавецкий в отчаянии.

Мурзавецкий . Нет, ма тант, нет! Я не переживу.

Мурзавецкая . Успокойся, Алоллоша, успокойся!

Мурзавецкий (опускаясь на стул) . Нет, ма тант, лучшего друга моего…

Мурзавецкая . Ну, что ж делать-то?

Мурзавецкий . Лучшего друга, ма тант… Где пистолеты?

Мурзавецкая . Что ты… грех какой!

Мурзавецкий . Нет, застрелюсь, застрелюсь!.. Уж заряжен, ма тант, заряжен.

Мурзавецкая . Ах, бедный! Как тебе это…

Мурзавецкий . Да, ма тант, лучшего друга… Близ города, среди белого дня, лучшего друга… Тамерлана… волки съели!

Мурзавецкая . Тьфу ты! А я думала…

Чугунов . Близ города, среди белого дня! Есть чему удивляться!.. Нет… Тут не то что Тамерлана, а вот сейчас, перед нашими глазами, и невесту вашу с приданым, и Михаила Борисыча с его имением волки съели, да и мы с вашей тетенькой чуть живы остались! Вот это подиковинней будет.

1875