Адъютант его превосходительства   ::   Болгарин И. Я.

А в споре большевики сильны… Нет, лучше отмолчаться».

Колен же смотрел несколько рассеянно, он тоже не ожидал такого харак­тера беседы, таких несокрушимых доводов.

Словно давая журналистам время для раздумий, Лацис поднялся с места, неторопливо подошел к окну. С улицы доносились звуки проезжающих проле­ток, редкое цоканье копыт, мерный шаг патрульных красноармейцев. Жизнь шла своим чередом, и Лацис знал, что ее нужно направлять железной и неп­реклонной рукой. Он почему-то сейчас вспомнил Кольцова. Была в этом че­ловеке какая-то прочная основательность, заставлявшая с первого взгляда поверить в него и в успех задуманного. И еще – артистичность, без кото­рой не бывает разведчика, способность к перевоплощению. Но и этого мало. Нужно умение располагать к себе сразу. Разведчик должен нравиться. И у Кольцова все эти качества налицо. Ах, если бы задуманная операция уда­лась, многие заговоры были бы раскрыты задолго до того, как они больно ударят по республике.

Молчание явно затянулось. Вернувшись от окна, Лацис подсел к журна­листам, пододвинул к ним стоявшую на столике деревянную шкатулку с таба­ком:

– Закуривайте, господа. Отменный крымский «Дюбек».

– Но, похоже, «Дюбек» скоро кончится, – осторожно сказал Колен, имея в виду успехи Деникина на юге.

– Возможно, вы правы, – спокойно подтвердил Лацис, – в таком случае временно будем курить махорку.

– Вот вы, господин Лацис, сказали «временно». Этот оптимизм на чем-нибудь основан? – Англичанин внимательно следил за лицом Лациса: мо­жет, наконец-то разговор вступит в нужную колею.

– Да, основан, – тотчас ответил Лацис, – на исторической неизбежности победы рабочих и крестьян.

– Но вы же сами сказали, что в скорейшем торжестве белых сил заинте­ресованы не только русские генералы, – вступил снова в разговор Жапризо,

– но и иностранные коммерсанты.

– Сказал, – кивнул Лацис. – И совершенно ответственно могу добавить: насколько я знаю, коммерсант должен быть дальновидным человеком, ваши же коммерсанты, довольно опрометчиво рискнувшие вложить деньги в нашу вой­ну, – никудышные коммерсанты. Плакали их денежки. А ваши политики и ге­нералы, пославшие к нам своих солдат, – никчемные политики и генералы. Ибо с древнейших времен известно: наемники – плохие солдаты.

– Вы пытаетесь нам навязать свои убеждения, – не выдержав, пошел в наступление Колен. – Но положение в городах Украины да и на фронтах…

Было понятно и без слов, о чем сейчас будет говорить Колен: о том, что белые победоносно наступают; что красноармейцы плохо вооружены, пло­хо одеты; что в Красной Армии мало обученных командиров…

– Знаю! – иронично подхватил Лацис, и голос его зазвучал холодно и резко. – Мы, большевики, умеем не закрывать глаза на правду, какой бы жестокой она ни была. Мы отлично понимаем, какое неимоверно трудное для республики сложилось положение, и ни на кого не рассчитываем! Только на себя!..

– Извините, господин Лацис! – Колен поспешно сменил ледяное выражение лица на более располагающее. – Но мы с вами так откровенно говорим пото­му, что надеемся у себя достаточно объективно осветить… э-э… как сказать, все, что у вас происходит…

– На это мы тоже не очень рассчитываем, – с жесткой откровенностью уточнил Лацис. – Обычно говорят: кто заказывает музыку, тот и пляшет. А музыку, насколько я понимаю, заказываете не вы!

– И все-таки!.. – попробовал возразить Колен, но ничего не мог проти­вопоставить железным доводам собеседника.

– И все-таки, – в тон ему продолжил Лацис, спокойно глядя прямо в ли­ца своих гостей, – и все-таки, – повторил он, – если вы этого и не сде­лаете по известным причинам, но говорите сейчас искренно, то я не пожа­лею, что разрешил вам провести эти две недели на нашей территории.